Из книги прозы «Русские корни» 

Перинатальная  энцефалопатия… Ты лежишь в палате на шестом эта­же и чувствуешь себя на седьмом небе. Потому что все позади, все, все, все… И все впереди… Черные вороны, картаво каркающие на ветке дуба — самые луч­шие птицы, они поют. Противный, промозглый  и никому не нужный мартовский  дождь, он прекрасен. Его капли играют вальс. А скрипящая кровать с серой простыней, пропечатанной, где только можно Министерством здравоохранения — самая нежная, хрустящая постель.

И все, потому что с тобой — Он. Темное казенное одеяльце, смешная, по-крестьянски завязанная косынка. Реснички, которые  растут прямо у тебя на глазах, а под ними нераскрытое богатство, неразгаданный цвет его глаз. Он — твой малыш.

Читать далее

Есть в мире очень нетерпеливые младенцы. И даже не в том плане, что нет у них терпения подождать, когда мама подойдет, укачает, поменяет подгузник, соску даст или молочком накормит.

Есть настолько нетерпеливые младенцы, что они не могут спокойно дождаться своего появления на свет, прибыть вместе с мамой в родильное отделение, дать маме получить эпидураль, и чтобы папа держал маму за руку, а вокруг суетились врачи и акушерки. Есть такие младенцы, которые диктуют условия своего появления на свет, иногда в экстремальных условиях.

Читать далее

Читать далее

Читать далее

У каждого жителя столицы Украины, наверное, есть «свой Чернобыль». У меня — мой.

«мой Чернобыль»  — это киевская весна, яркие тюльпаны, ожидание праздника, болезнь папы, неожиданный ветер, который поменял направление… Так много всего в этом странном сочетании…

мой Чернобыль — это первомайская прогулка по Киеву, поездка к папе в больницу, он был госпитализирован незадолго до этих событий с сердечным приступом. Это яркий салют над склонами Днепра, любоваться которым мы дружно отправились вечером 1 мая. Ну и что, что 30 апреля ветер поменял свое направление , разве мы тогда могли придать этому глубокое значение. И не только мы…

Читать далее

Читать далее