Из книги прозы «Русские корни» 

Перинатальная  энцефалопатия… Ты лежишь в палате на шестом эта­же и чувствуешь себя на седьмом небе. Потому что все позади, все, все, все… И все впереди… Черные вороны, картаво каркающие на ветке дуба — самые луч­шие птицы, они поют. Противный, промозглый  и никому не нужный мартовский  дождь, он прекрасен. Его капли играют вальс. А скрипящая кровать с серой простыней, пропечатанной, где только можно Министерством здравоохранения — самая нежная, хрустящая постель.

И все, потому что с тобой — Он. Темное казенное одеяльце, смешная, по-крестьянски завязанная косынка. Реснички, которые  растут прямо у тебя на глазах, а под ними нераскрытое богатство, неразгаданный цвет его глаз. Он — твой малыш.

Назойливый, проснувшийся от зимней спячки комар пересек пространство и вторгся в твои владения. Переворачиваться тебе больно. Встать нет никаких сил. Но он может нарушить его сон и, если надо, ты взлетишь за этим комаром.

Первое кормление…. Нет молока. Соседка сладостно-свистящим звуком посы­лает струю в потолок. Ты выдавливаешь пять бледно-голубых обезжиренных капель. Терпение! Молоко может прибыть на третьи, четвертые, пятые сутки. У него будут молочные реки и кисельные берега.

Первый обход врача. Пять юных мам замирают в ожидании. Вес, рост, сердцебиение…нет отклонений в физическом развитии. Первая мамаша отки­дывается на подушки, сбросив одеяло напряжения.  Вторая, третья…

Твой ма­лыш — пятый. «Вес, рост, сердцебиение — норма. Одно маленькое но…»

Дальше  недосказано, неполно, невнятно: «У новорожденного возможно ограниченное разведе­ние тазобедренных суставов. Пока говорить что-либо рано. Обратитесь в ме­сяц к ортопеду».  Ворона за окном повторила: «Обррратитесь, обррратитесь.»

Перинатальная энцефалопатия… Он такой сладкий, твой малыш. У него бархатные щечки и прозрачные пальчики. Он удивляется и замирает, когда из розовой пипки выбрызгивает фонтанчик. Первые ощущения. Все позади.… Все впереди…  Длинная очередь к районному ортопеду. Тревога, Надежда — все за этой дверью, а здесь — Вера и Любовь. Ортопед манипулирует твоим мальчи­ком, как жонглер в цирке, а тебе даже кажется хуже, как резник с курицей. Но он — Сказочник, он — Маг. Он говорит волшебные слова. И они — как песня соло­вья:  «Никаких отклонений не обнаружено. Нужно следить за его развитием, но возможно в роддоме ошиблись».  Да здравствуют ошибки врачей!

…Твой сын поднимает голову и уже держит ее. Ты бежишь за фотоаппара­том запечатлеть это мгновение и записать дату. Он неожиданно перевернул­ся с бока на бок и чуть не упал с дивана. Вот проказник. Он сел, о, боже мой, ровно в полгода, по законам естества и по всем умным научным книжкам. Он грызет ухо у плюшевого Чебурашки и обиженно высовывает язык с прилип­шими ворсинками оранжевого меха.

Значит, режутся зубки. Срочно в аптеку за резиновым кольцом. Первое «ма», а  может, это было «па»?  Нет, определенно, «ма», ведь другого слога просто быть не могло.

У него разгаданный цвет глаз. Они — синие, как васильки, как тихое море,

как синька, которую когда-то добавляли в белье, чтобы оно переливалось  бело – голубыми красками. У него удивленное выражение глаз. Он    познает мир… Сначала, лежа в коляске с опущенным верхом, он познал небо и звезды, затем, сидя в ней — траву и землю. Потом, ползая, он познал мебель, двери, стены и даже определил, какие они на вкус.

Ему скоро год, У него четыре зуба и золотистые локоны. Он просто малень­кий принц. Еще чуть-чуть, и он побежит навстречу солнцу, а его мама и папа должны будут догонять его.

Перинатальная  энцефалопатия… Но он не пошел. Держит тебя за ру­ку, а когда ты отпускаешь, его маленькие ножки тянут вниз. Он опять хватает тебя за палец и поднимается. Он хочет быть ближе к твоим глазам, губам, к твоему запаху. Но он не может сам стоять. Все позади… Все впереди…

Первое исследование, второе, третье… Рентген, рентген, рентген…

Ожидание между – крыса, скребущая сердце. Врачебные прогнозы: «Возможно, упущен момент. В четыре месяца ребенка нужно было взять в стремена. Но в год уже поздно. Если диагноз подтвердится, ножки ребенка придется  обуть на время в гипсовые сапоги». Он у тебя на руках, смеется и рискует попасть пальчиком тебе в глаз. Ты тоже улыбаешься ему. Он не должен знать, чего стоит тебе эта улыбка.

Нет, диагноз не подтверждается. Все в порядке. Хирурги — ортопеды разво­дят руками и мединструментом. Это не по их части. А он не стоит. Выросли но­вые зубки. Он научился самому требовательному слову «Дай». Но он не стоит. «Он просто ленивый, — говорит всезнающая соседка.- Подождите».

А если не ленивый? А если… Опять врачи. В обход районных невропатологов сразу частный. Внимательный взгляд еврейских глаз, тонкие профессорские руки. Каждое слово весомо: «Я могу предположить, что это в моей компетенции. Какой я ставлю диагноз? Перинатальная энцефалопатия….Возможно, вследствие родовой травмы, возможно, внутриутробное отклонение. Когда ре­бенок пойдет? Не могу вам сказать. Он может пойти через месяц, а может через год. Нужно время и терпение, много вашего терпения. Курс лечения рас­считан на три месяца. По необходимости после перерыва повторим его».

Перинатальная  энцефалопатия… Медицина для тебя загадочна, как эти два латинских слова. Ты только знаешь, что три месяца: 31, 31, 30,это девя­носто два дня вопросительных знаков, и в ушах звучит предостережение профессора, как Золушкиной феи: » Запомните, выполнять нужно все в точности. Отклоняться от курса лечения нежелательно». Все позади… Все впереди…

Звонок друзей. Выбраться вечером в кино? Нет, массажист сегодня может только вечером. Нет, пропустить нельзя. Что? Почему массажист диктует нам время? Но это лучший детский массажист и она нужна нам, а не мы ей. Следующий звонок. Поехать на два дня за город?  Невозможно, каждый день уколы и даже несколько. Да, «церебрализин»  достали. Сколько он нам стоил? Какая разница, главное, что достали.

Он не знает цели, твой малыш, почему каждое утро приходит розовощекая седая медсестра, почему она смотрит заговорческим взглядом, почему ты приторно-сладким голосом говоришь: «А сейчас мы посмотрим, какая у мамы есть конфетка». Он обиженно плачет, потому что ему вдруг сделали больно. И непонятно зачем.

Укол-коктейль из В-6 и В-12 — это закодированный символ. Символ мгновения боли твоего сына и надежды на будущее, в котором ему ничего не будет болеть. Он добрый и незлопамятный. Он уже смеется и радостно берет конфету из твоих рук. Медсестра уходит, чтобы прийти завтра, послезавтра, после…

31+31+30 = 92 дня. День 24-й,45-й,61-й. Может именно сегодня он сможет?.. Дни выкатываются, как шарики в «спортлото»,  пока что — ни одного выигрыш­ного.

Зацепившееся за тучу ведро перевернулось и вылилось дождем, теплым летним грозовым ливнем. Хочется снять босоножки, подвернуть платье и отправиться в путешествие по лужам догонять радугу. Почему не может быть такого желания в двадцать два года?

Но ты отправляешься в другое путешествие: метро, автобус, вверх на горку, вниз с горки. Ты осторожно объезжаешь лужи, чтобы не забрызгался твой малыш в троне — коляске. И наконец, поликлиника, частный курс физиотерапии. Разные странные аппараты, иглоукалывания. Сын  терпеливо выдерживает неприятные процедуры, ведь столько необычного и интерес­ного в этой удивительной комнате открыто его синему взгляду. Потом опять горка вниз — вверх, автобус, метро…

Вечером муж сообщает, что по второй телепрограмме начинается интересный концерт. Бог с ним, с концертом, он подождет. Потому что по твоей программе дважды в день перед сном хвойная ванна, полчаса  укрепляющих вод, чтобы скорее…

День 66-й,75-й.83-й. Последний трамвай старчески дребезжит на повороте. Значит, скоро два часа ночи. Этой ночью страдают  бессонницей — ты и последний трамвай. Когда не спится, лучше постоять у окна. Луна, она тоже старая и лю­бопытная, и повернулась к тебе своим правым ухом. Наверное, им она лучше слышит.

Почему, почему? Крыса, скребущая сердце, этой ночью вернулась к тебе и мысли твои злые и нехорошие. Почему именно с тобой? Почему именно с ним? Это лето, зеленое и голубое, проходит мимо, и ничего не изменилось. Ты идешь в парк, где много щекастых ушастых, глазастых малышей. Они возраста твоего сына, они топают по дорожкам, забегают на травку, наклоняются к цветам и бегут дальше. Все так просто, пришло время, и их мамы со спицами и книга­ми принимают это за норму и понемногу забывают восторг  Первого Шага.

А ты ведешь его двумя руками, согнувшись пополам, а когда устаешь и садишься, твой неугомонный спутник требует идти дальше. «Нет, — качаешь голо­вой ты, — мама устала».  Но у него нет твоих комплексов. Он становится на чет­вереньки и ползет. Это ужасно, это тебя унижает и, кажется, что все вокруг жа­леют тебя. Значит, больше нет усталости. Сын дает тебе два пальчика, и вы вместе идете. Ты не вяжешь и не читаешь, а ждешь его Первого Шага, как верующие люди ожидают Мессию. Тебе не хочется знакомиться  ни с кем, ни разговаривать.  Мир видится злым и нехорошим, похожим на твои мысли…

Хорошо, что луна глуховата. Она сморщилась и отвернулась от тебя, уткнувшись в подушку из облаков.

Перинатальная энцефалопатия… 92-й день не принес никаких новос­тей. Снова прием у врача. Те же внимательные глаза и тонкие про­фессорские пальцы. Твое разочарование, его спокойствие: «Пока нет изменений? Через месяц курс лечения повторим. Дадим ребенку и вам отдохнуть». Все позади… Все впереди…

Итак, перерыв. Попка и тельце твоего ребенка отдыхают от бесконечного лечения, и можно ввести произвольную программу.

Осень понемногу наступает августу на пятки. Он беззлобно сопротивляется. Но пока тепло, и еще длинен световой день. И есть много дивных мест, где твой малыш — наедине с природой. Он все вокруг трогает, пробует, осязает, и ты тоже можешь позволить себе расслабиться, устроиться удобней на траве и изучать кучевые облака. И вдруг…

Нет, не может быть! Над тобой по­является его лицо, он вырос во весь свой рост — 78 сантиметров. Ты еще не осознала, что произошло, а он сел, словно и не стоял секунду назад. В тот день чудо не повторилось,  и не повторилось назавтра. Но ты упрямо прихо­дишь с ним на это место, словно только там может сбыться загаданное тобой желание.

И он наступил, день Победы твоего малыша. Сперва, это было мгновение, вздрагивающие на взлете ручки, чтобы удержать равновесие и мягкое при­земление в траву. Потом ты хитришь и подносишь к нему ближе новую игрушку. Он с интересом изучает ее, и ты растягиваешь мгновение до минуты, потом до двух. День Победы, пропахший не порохом, а высокой травой и листьями бабьего лета.

Но придет еще Главный День, когда он, неожиданно заметив что-то интересное, вдруг оторвет себя от дивана и ШАГНЕТ, потом удивится, сядет и попол­зет дальше. Но «лед тронулся» и ты внимательно следишь за каждым его дви­жением и жестом, а вдруг сейчас он повторит, и за первым шагом, который ты записала в дневник, сделает второй. Ты помнишь слова феи — профессора: «Нужно много сил и терпения, вашего терпения». А откуда его набраться? Наверное, из тонкой солнечной паутинки Добра и Света, которую сплел вокруг тебя твой малыш.

Он пошел! Перешагнул через Болезнь, Страх, Неуверенность и пошел. От ди­вана — к столу, от бабушки — к деду, от мамы — к папе. Все позади… Все впереди.

Перинатальная энцефалопатия…  Журчание ручья в голосе профес­сора. Результаты превзошли ожидания. В уколах больше нет необходимости, а  вот массажи и ванны можно продолжить.

И будут массажи и ванны, и целая ванна Черного моря на самом детском крымском курорте. Он идет рядом, твой малыш, убегает вперед, подгоняемый южным ветром, и у тебя от его бега захватывает дух.

Снова врачи… Молодой специалист самого детского курорта, внимательные еврейские глаза, задум­чивое лицо. Результат обследования: «Мальчик поправился, но возможны остаточные явления нарушения координации движения».  Все позади… Все впереди…

Он подбегает к качелям и тормозит на последнем шагу: «Нет, мамочка, я боюсь. У меня кружится голова».  Невысокий парапет — стартовая площадка трехлетних прыгунов. Они взбираются на него и прыгают, и возвращаются вновь. Твой сын: «Мамочка, дай мне руку. Я не могу с него спрыгнуть сам». Он такой, как все и немного не такой. Но он все сможет, твой малыш. Вокруг паутинки Добра и Света, сплетенной им, ты сплела свою солнечную паутинку — Терпения и Любви.

Перинатальная  энцефалопатия… Учитель физкультуры: «Он у вас не спортивный мальчик».  Но не всем  же быть чемпионами Олимпийских игр. Вот он оседлал велосипед и изящно, как гонщик, изогнув спину, пронесся мимо тебя. Он спешит к другу и немного форсит, чтобы ты заметила, как он смотрится на новом велосипеде.

…Два часа ночи… Золотистый лик  луны накалился от почти тропического зноя. Постарела ли луна за эти годы? Сумасшедший  мотоциклист, проносящийся ми­мо, избавляет тебя от тишины. Он тоже страдает бессонницей. Но вот возвра­щается твой сын. Он сказал, что идет встретиться с друзьями, но по тому, как он долго причесывался и изучал прыщ на подбородке, можно предполо­жить, что друзей заменила подружка. Первая? Кто знает, иногда первая бывает и последней.

…Почему твой дом превратился в Королевство Кривых Зеркал? Почему все зеркала кривые, а ты в них — с поседевшими волосами и сеточкой морщин вок­руг глаз? Но, слава Богу,  в мире есть краска для волос, и еще румяна, пудра, тени, и даже носовой платок, чтобы было удобно вытирать слезы…

Сын стал редко заходить. Его можно понять, медовый год с молодой женой. Но все же, как хочется его увидеть и обнять. И…ты услышана по телеграфу, передаю­щему мысли на расстоянии. Три отрывистых нетерпеливых звонка в дверь. Так звонит только твой сын. Прямо с порога: «Мама, ты должна первой узнать эту новость. Ты скоро станешь бабушкой». Он, не сдерживая эмоций, звонко целу­ет тебя.

Все позади… Все впереди…

1996 год.