Если вам хочется что-то изысканно сладкое — вам в Дганию Бет!
Если вам интересна история страны нашей — вам в Дганию Бет!
Если хочется полюбоваться на яркое цветение природы – вам в Дганию Бет
Если есть желание насладиться тишиной, которую дарят отдаленные от шумных мегаполисов места – вам тоже в Дганию Бет!
Если хотите уютный уголок, в котором простота сочетается с комфортом, вам опять же в Дганию Бет.
Впрочем, это только вступление к моему рассказу о красивом месте в стране нашей.
Еврейский след есть, думаю, не ошибусь, в каждом городе и городке Восточной Европы. Нужно только хотеть его увидеть, поискать, иногда это совсем не просто…
А иногда – открывается твоему взгляду совершенно неожиданно.
Да, я знала, что на улице Якуба есть памятник погибшим евреям города, собиралась его искать, а пришла к нему совершенно случайно. Решила другими улицами вернуться в свой дом отдыха, поменяла маршрут. И вдруг, награда. Еще издалека, через дорогу я увидела израильский флаг, и поспешила к нему…
Cмех и слезы, радость и сострадание, горе и вечная вера в лучший день… Все здесь. В маленьком местечке Касриловка, выдуманном гениальным Шолом-Алейхемом. Вымышленный городок «Касриловка», где в основном и происходят все его истории, стал символом заброшенного еврейского захолустья, где обитают «маленькие люди», но у них большие мечты…
Пусть они на самом деле назывались иначе… Бельцы, Броды, Бородянка, Белая Церковь, Фастов… Местечки, где жили евреи… Боролись с нуждой, влюблялись, разочаровывались, женились, умирали… А главное, рожали деток, чтобы детки эти были их продолжением, чтобы помнили и могли рассказать, даже когда состарятся — своим детям.
Я подумала об этом, когда на сцену в начале спектакля «Мальчик Мотл» поставленного театром «Идишпиль» по повести великого еврейского писателя, вышел постаревший «мальчик Мотл». И думаю, что этот образ, которого нет в самой повести, настоящая находка этой пьесы.
Я вела машину и слушала радио. Включила я на середине беседы, и потому не узнала, с кем было заинтересовавшее меня интервью. Говорила женщина с арабским акцентом, говорила эмоционально, перебивая ведущего, доказывая свою правоту. И утверждая, что во всем арабском терроре в Эрец-Исраэль виновна оккупация.
Ведущий спрашивал, осуждает ли она убийства ни в чем не повинных людей, теракты, в которых погибают мирные жители, женщины, дети. Он привел несколько известных примеров последних лет, таких, как убийство семнадцатилетней Рины Шнерб, которая погибла во время отдыха с отцом и братом около родника. Но дама на радио была непреклонной. Уходила от ответа как могла, и все у нее сводилось к оккупации. Я выключила радио. Стало просто невозможно это слушать.
А вспомнила я это сейчас, когда на календаре было 2 октября. День, когда случился страшный погром в Тверии. Это был 1938 год. Ни о какой «оккупации» речи быть не могло. А террор был. И ненависть ко всему еврейскому была. Она вылилась в страшную беду. В этот осенний день в Тверии погибли 19 человек. В том числе 11 детей. Арабские погромщики не щадили никого, убивая самым жестоким образом.
Молча здесь стоят люди,
Слышно, как шуршат платья.
Это Бабий Яр судеб.
Это кровь моих братьев.
А. Розенбаум, из песни «Бабий Яр»
Однажды я открыла толстую тетрадь в клеточку и сделала первую запись… Ручка дрожала, когда я писала, плечи вздрагивали, я плакала. Слезы лились на бумагу, и мне не хотелось их вытирать. Было мне шестнадцать, и читала я «Бурю» Ильи Эренбурга.
Дневника того давно нет, я уничтожила все дневники перед отъездом в Израиль. Но первую запись в той толстой синей тетрадке помню до сих пор. Я оплакивала судьбу бабушки и внучки. Я еще не читала тогда «Бабий Яр» Кузнецова, и в Киеве вспоминали об этой трагедии лишь по острой необходимости. Совсем недавно был поставлен помпезный памятник…
А я читала Эренбурга, и строки сливались в одну – одну волну боли и протеста, которые я не могла никак выразить, но и не могла с ними дальше жить… И я писала. О своем ощущении страшной безысходности, о моем видении движущейся толпы киевских евреев, детей, стариков в инвалидных колясках, женщин с чемоданами и баулами… В этой толпе шли герои «Бури»: старая Ханна и ее маленькая внучка Аля. В этой толпе должна была идти моя мама со своими родителями. И я просто физически ощущала это.
А теперь я ощущаю, как в этой толпе шли Залман и Сима Бомштейн, и их дочери Верочка и Любочка, и как Вера несла на руках свою годовалую доченьку Нелю, а может быть, ей было чуть больше годика. За месяц до этого у нее появился первый зуб, и она сказала первые слова. Но это уже не книга. Это реальность. И с нею невероятно страшно. Так возвращаются к нам лица Бабьего Яра в сентябре 1941 ставшего общей могилой киевских евреев.
Есть израильский сайт, посвященный памяти граждан, погибших во враждебных действиях, жертв межнационального террора.
И вот, друзья, на днях я узнала, кто №1 – на этом сайте. Интересная история, интересный человек, который считается первой жертвой арабского террора современного времени.
Правда, не так уж время и современно. Дело было в середине 19 веке. Фотографии человека этого нет… Но имя его известно, и история жизни тоже. А она необычайно увлекательна.
Итак, жил-был в Литве, в городе Кайданы Авраам Шломо Залман.
"Multi-Focal" СТраницы Лины Городецкой 