Йоси, наверное, еще  поспал в это субботнее утро, если бы не папа. Он пощекотал сначала правую брыкнувшуюся ногу, потом  — прячущуюся под одеяло левую ногу Йоси и сказал: «Вставай, сын, нас ждут великие дела».

Раньше на такой призыв мальчик обязательно бы вскочил, быстро заглянул папе в глаза, пытаясь разгадать, о каких великих делах идет речь.

   Но теперь он знает: все дела – враки. У родителей есть одно великое дело: Карин, а это значит: следить, чтобы Карин срыгнула вовремя, чтобы долго не лежала в мокрых подгузниках, чтобы не орала противным голосом однообразное А-а-а-а-а…

 — Каринушка, — бежит к ней мама на первый писк, — почему ты плачешь, девочка моя? Что тебе болит?

   Дальше мама скороговоркой начинает перечислять, разговаривая с Карин: «Ты сытая, ты сухая, ногтики я тебе подстригла, ушки я тебе почистила, отрыжечку ты сделала. Что же ты плачешь?»

   На этом месте маминого монолога Йоси затыкает свои нечищеные уши. Раздражает!

Читать далее

Эта работа мне нужна была, как воздух. Как открытое окно, без которого не могу даже зимой… Без работы не раскручусь.

После развода я оказалась у разбитого корыта. То есть, и раньше материальное благополучие было относительным. Потому что во многом зависело от Игаля. А он – от своего настроения, прекрасного и ужасного, в которые он погружался, как в пучину волн, выплывая из одного и плавно переплывая в другое, причем, я не могла уследить за этими заплывами, не проконтролировать, не предупредить…

И вечно жила, как на острие ножа. Год, два, три. Потом год за три… Потом я поняла, что от меня самой ничего не останется, если жизнь такая продолжится. Я просто распластаюсь где-то на краю вечности. И навсегда. Но у меня Юрик и Лиэлька, и распластываться где-либо я не имею никакого права. Мне их поднимать.

И тогда я решила, что все…

Читать далее

По лицу Рони я часто могу понять, что меня ожидает…Вот он виновато улыбнулся и я сразу разгадала его улыбку: у него какие-то свои планы, к моим планам — отношения не имеющие…

Он вообще ничего не умеет скрывать, мой Рони. Думаю, если он только подумал бы завести любовницу, я бы почувствовала это, еще до того, как он ее бы завел.

Но тут дело оказалось в прозе жизни, всего лишь в рыбалке.

Читать далее

Продолжение рассказа «Роза вышла замуж». Почитать его можно здесь по активной ссылке.

***

Борис Леонидович раздраженно выключил телевизор, не дожидаясь прогноза погоды. А что он собственно узнает в этом прогнозе: Хамсин, и еще хамсин, жарче, жарче и еще жарче? Это новости для него?

В принципе, можно было вообще телевизор не включать. От новостей только муторно становится. Очередная выборная кампания, сейчас начнут лить грязь друг на друга, впрочем, это не прекращающийся политический процесс. А потом все дружно мирятся, обнимаются и так, до следующих выборов. В Иерусалиме теракт, в Самарии бросание камней, на Голанах змея укусила ребенка, в Галилее туристка упала в ущелье…А еще воспитательницы в детсадах – садистки, а школьные учителя – педофилы. Нет, определенно не стоит включать блок новостей, без него спокойней.

Он выглянул в окно, где-то вдалеке румяный закат окрасил все небо яркими мазками. Почему-то сегодня Борис Леонидович впервые подумал, что удачно выпало им жить на девятом этаже в Хостеле, такой пейзаж открывается…

Им…Вот уж привычка, все делить на двоих, а теперь надо учиться говорить в единственном числе. А это после почти шестидесяти лет невозможно. Уже год нет Иды, а он так и не привык…Все наталкивается на какие-то воспоминания, ассоциации. И все без нее теперь не любо.

Читать далее

                                                                          Памяти Романа, Кристины и Рудольфа Чернер

— Что они кричат, Рома? — спросил Руди во время представления, повернувшись к сыну, — им не нравится?

— Им нравится, папа, — улыбнулся Рома, — тут просто, нууу, дети такие шумные.

Руди успокоенно кивнул и продолжил свою программу.

Потом они складывали вещи в старый большой чемодан, с которым приехали в Израиль. Руди педантично относился к каждой мелочи. И все нужно было упаковать по пакетам. И правильно так…Потому что не может тряпичный заяц лежать с картами, а домино с перчатками, из которых потом папа вытащит букет цветов. Это его последний коронный номер.

Рома не сказал папе, о чем дети кричали. Они видели это, старые фокусы уже не проходят. Роме всего двенадцать, но он понимает, что приглашают отца выступить скорее из жалости, чем из интереса. И хотя папа берет его с собой переводить, потому что сам так и не выучил иврит, не все переводить нужно…

Как такое ему скажешь?.. У отца бледное понурое лицо, и оживает он только, когда выступает. А сейчас опять на лице тень забот, а может и тень прошлого, с которым Роме не справиться. С этими тенями в их семье.

Читать далее

На самом деле, дед Пинхас мне никакой не дед. И звали его дед Петя. Но однажды он мне рассказал, что полное имя ему при рождении дали по еврейской традиции – Пинхас, имя это в его бобруйском доме шло в семье от прадеда к правнуку, как-то так…

Ну, Петя так Петя, Пинхас так Пинхас. Мне сначала все было до лампочки, отсидеть свои три раза в неделю по три часа, приготовить ему картошечку, покупки сделать. Да и дед, какой-то молчаливый попался. Разговаривали мы с ним обычно только по делу. Какой суп сварить, какой хлеб лучше купить, где мастера по стиральной машине найти, такие вот дела.

А однажды я пришла, сидит дед и горюет, спросила я отчего. Пошел в ванную, голова закружилась, испугался мыться сам.

Читать далее