В канун  Судного Дня… Рассказ из книги «Русские корни»

Данику – шесть лет, а Маринке – восемь, и в этом заключается его трагедия. Родителям ведь было всё равно, кого родить первым – мальчика или девочку. Но они родили Маринку, и Даник всё проиграл.

Во-первых, он донашивает Маринкины джинсы и кроссовки. Правда, мама говорит, что скоро Даник перерастёт Маринку. На эту информацию Даник отреагировал бурной радостью. Он будет так снашивать свои джинсы, чтобы Маринке они доставались с дырками.

Во-вторых, Маринку мама часто хвалит и называет своей помощницей, а Данику достаётся только: «Не мешай, сынок. Ты ещё маленький».

В-третьих, недавно родители купили двухъярусную кровать. Данику достался первый этаж, а Маринке – второй с лесенкой. «Подрастёшь, сказала мама, – поменяешься с Маринкой».

Легко сказать, подрастёшь! Даник подрастёт, а Маринка тоже подрастёт, и вместе с ней – Маринкина вредность. И она ни за что не захочет с ним меняться. Теперь Маринка двадцать раз в день взбирается наверх, и даже уроки делает там. Потому что, ей, видите ли, так светлее. Но вчера был светлый день в жизни Даника. Папа обнаружил Маринку с учебником в кровати и строго-настрого приказал ей спуститься и заниматься за столом.

– Это что за новости, портить себе осанку, – возмутился папа, – марш вниз.

Даник издалека показал Маринке язык:

– Вот так-то, зазнавала!

Но Маринка в горе не заметила его, а подходить ближе Данику не хотелось.

Родители всячески показывают, что любят Даника и Маринку одинаково. Чтобы Даник не сильно переживал из-за своего спального места, ему наклеили звёзды на потолок, который служит дном Маринкиной кровати. Звёзды блестели серебряным светом, и перед сном мама садилась рядом с Даником, и они сочиняли сказки о каждой звёздочке.

Когда мама вышла из детской, Маринка свесила голову и сказала:

– Ку-ку, твои звёзды из фольги, а я в окне вижу настоящие.

– Мои тоже, как настоящие, – расстроился Даник.

– А «как» не считается, – сказала Маринка.

Даник заплакал. Мама отругала Маринку, и она пообещала больше его не дразнить.

Но Даник всё равно не находит причин любить сестру, она жуткая кривляка и с ним ничем не хочется делиться. И поэтому, когда мама записала его в школу для одних мальчиков, Даник совершенно не расстроился. Если все девчонки похожи на Маринку, то лучше быть подальше от них.

С тех пор, как Даника записали в мальчишескую школу, папа и мама что-то выясняют и тихо ругаются. Они всегда ругаются тихо, но Данику, всё равно, не по себе. Папа читает книгу, он её называет научной фантастикой, а мама что-то пишет в тетрадку.

– Тебе нечего делать, Ната, – говорит папа, не отрываясь от книги.

Мама молчит. Папа настаивает на своём. Тогда мама неохотно отвечает:

– Я это делаю не только для себя, но и для вас.

– А мы тебя не просили, – упрямится папа, – ты нас такой устраивала.

Мама учится по вечерам, а папе это не нравится. Он говорит, что мама хочет изменить им всю жизнь, а он к этому совершенно не готов.

Даник собирает из конструктора машину и прислушивается. Потому что он сильно прислушивается, машина получается кривобокой.

– Понимаешь, – тихо объясняет мама папе, – детям очень важно, чтобы я прошла «гиюр». Они пока маленькие и многое не понимают. А потом они столкнутся с большими проблемами.

– Ты усложняешь жизнь, – горячится папа, – мне лично всё равно, что у тебя в «теудат зеуте»[1] написано.

Но мама не соглашается. Она ходит на курсы, носит длинную юбку. Зажигает вечером в пятницу с Маринкой свечи и подписала все кастрюли, чтобы их не путать. Данику, искавшему в серванте шоколадную конфету, мама твёрдо сказала:

– Ты только что ел котлету, Даничка. Если хочешь, возьми мармеладку. А шоколад я дам тебе потом.

Даник не очень понял, почему она так говорит, но послушался.

* * *

В пятницу утром папа взял Даника с собой, и они поехали в магазин за мясом. Папа утверждает, что выбирать мясо на пикник – это мужское дело. И Даник гордится, что они, два мужика, пошли на это мужское дело вдвоём. Дома папа приготовил всякие специи и собрался объяснять Данику, как мясо нужно мариновать. Но тут пришла мама, сняла косынку и строго спросила папу:

– Эдик, зачем ты купил свинину?

– Забыл тебе сказать. Вчера Боря Слуцкий звонил: у них же годовщина свадьбы. Так что завтра едем на пикник, – радостно сообщил папа, втирая красный перец в будущий стейк.

– Никогда больше не приноси в дом свинину, – отчётливо сказала мама, – а на пикник мы в субботу не поедем.

Папа от растерянности стал заикаться:

– Но… в-все наши собираются…

– А я по субботам не езжу, – сказала мама, – и детей тоже не пущу.

Теперь расстроился Даник. У Слуцких есть замечательная лопоухая такса по имени Марго, и Даник с ней – большие друзья. В эту субботу он научил бы её гавкать до трёх и приносить ему мячик. А мама всё испортила.

Но мама так не считала. Она продолжала отчитывать папу за мясо, которое называется свининой. Сказала, что он ей ставит палки в колёса. Где только у мамы колёса, было непонятно.

– Хорошо тебе, что ты сразу родился Рабиновичем, – странно упрекнула мама папу.

Она хотела выкинуть мясо, но папа отвёз его Слуцким, сказав, что у них дома нет сумасшедших. Слуцкие и сами его поедят, и Марго свою накормят.

А мама попросила Маринку помочь разделить всю посуду на мясную и молочную. Маринка согласилась, но предупредила, чтобы Даник не путался у неё под ногами. А Даник и не собирался путаться. Ему, в принципе, всё равно, какой ложкой есть, с белой ручкой или красной.

Он вышёл во двор, потом закрыл калитку и оказался на улице. Дом, в котором Даник живёт, называется виллой. Но это не их настоящий дом. Папа говорит, что даже, если будет работать двадцать четыре часа в сутки, ему во сне не купить такую домину.

Родители снимают половину первого этажа, и Данику очень нравится здесь. У него свой зелёный куст, под которым живёт червячок Чик. Даник берёт лопатку, раскапывает землю и зовёт червячка. Чик заползает на лопатку и едет с Даником в багажнике трехколесного велосипеда. Он – его пассажир. Очень скоро Данику некогда будет играть с Чиком, потому что он собирается в школу, но пока розовый червячок – его друг. Даник любит смотреть, как он красиво извивается и не боится ничего, даже Данькиного пальца. Плохо одно – червячок молчаливый и необщительный. С ним долго не поговоришь. А Марго Слуцкая, она и оближет Даника, и гавкнет на ухо какой-то свой секрет. Но мама теперь не ездит по субботам, и Даник завтра Марго не увидит. Есть в этом какая-то несправедливость. Почему из-за одной мамы все завтра не поедут на пикник?

Даник подумал-подумал и решил искать справедливость. Он вернулся домой:

– Мама, а, мама! А почему ты теперь по субботам не ездишь?

Мама растерялась и села. Даже бросила вытирать посуду:

– Понимаешь, Даничка, – сказала она, – суббота – это очень важный день. Это праздничный день, а в праздник не нужно никуда спешить, бежать, а только радоваться, что он пришёл.

– Нет. Я не понимаю, – расстроился Даник, – это что, праздник только нашей семьи?

– Нет, – рассмеялась мама, – это праздник всего еврейского народа. А ты, Даничка – еврей.

– Ага, – сказал Даник, – я, кажется, понял. Мы – евреи. А Слуцкие – не евреи, и Марго их – тоже. И все гости, которые придут завтра кушать папино мясо, – они все не евреи.

Мама вздохнула:

– Они тоже евреи, Даничка. Но они не считают субботу праздником и поэтому ездят на машинах.

– Тогда я совсем ничего не понял, – опять расстроился Даник.

– Ну, хорошо, – сказала мама, – я объясню тебе иначе…

Она не успела объяснить. Пришёл папа, злой, потому что остался без стейка и прервал их разговор.

– Дай ребёнку жить спокойно, без твоих нравоучительных бесед, – сказал он маме.

– Даник сам меня спросил, – ответила мама, – но скоро он пойдёт в школу, и ему там всё объяснят лучше меня.

* * *

И через месяц Даник пошёл в школу. Он уже умел читать и считать – и очень гордился этим. Но оказалось, что он не знал элементарных вещей. Он не знал, что мальчишки даже в первом классе надевают кипу не прямо на макушку, а сдвигают её чуть вправо, и тогда красивее виден орнамент. Он не знал, что беленькая накидочка с бахромой, которую мама называет «цицит» нужна вовсе не для красоты, а для того чтобы эту бахромку целовать, когда молишься. Он не знал, что уроки не начнутся, пока все мальчики вместе с учительницей Дворой не прочитают молитву «Шахарит».

– Это, как утренняя песенка для Бога, – объяснял Даник папе. – Только вы всегда говорили, что по утрам петь нельзя, а то целый день плакать будешь. А здесь поют.

Но самым большим потрясением для Даника оказалась молитва перед едой. Он от волнения забывал съесть свой бутерброд. Вместо того, чтобы думать о молитве, Даник вдруг вспоминал папу, который часто перед обедом, доставая хлеб из кулька, ругается: «У-у, чёрт, опять хлеб чёрствый купили». И никакая молитва не получается. А однажды папа его просто опозорил. Это случилось, когда мама заболела, и утром папа собирал Маринку и Даника в школу. Когда Даник на перемене развернул целлофановый кулек и вынул свой бутерброд, у учительницы Дворы глаза чуть не выпрыгнули из очков.

– Немедленно выкинь э т о в мусорник, – сказала учительница Двора и закашлялась. Наверное, э т о ей было совершенно противопоказано.

Перед тем как выкинуть бутерброд в мусорник, Даник надкусил его. Колбаска пахла чесноком, а сыр кисленько щипал язык. Вкусно, но раз нельзя, значит, нельзя. Даник маленький, а уже запомнил, что от мяса до молока нужно ждать шесть часов, а папа вырос до потолка и ничего не знает.

Маму вызвали в школу, и учительница предупредила:

– У нас школа строгих еврейских правил, и такие поступки просто недопустимы.

И мама поняла, что болеть ей ни в коем случае нельзя, иначе папа со своим инакомыслием разрушит всё, что она по крошечкам собирает.

Мама плакала дома, и Даник ходил расстроенный. Он всегда жалеет тех, кто плачет. А папа сказал:

– Экий конфуз. Я десять лет брал в школу бутерброд с колбасой и сыром. А к вашим новым правилам я ещё не привык.

Тогда мама раскричалась:

– С тебя всё, как с гуся вода. Ты ни в чём не хочешь пойти мне навстречу.

Они опять ругались, а Даник уселся размышлять, почему папа похож на гуся, и как он должен идти маме навстречу, если они стоят рядом. Но что Даник мог выяснить, когда родители ругаются? Он пошёл к Маринке и задал ей все свои вопросы. Маринка рисовала какое-то чучело с бородой.

– Это кто будет, Бармалей? – вежливо поинтересовался Даник

– Дурень! Это же Айболит, – полуласково объяснила ему сестра.

Сперва Даник хотел обидеться на «дурня», но сейчас ему было более важно выяснить другое. Маринка выслушала его и сказала:

– Папа похож на гуся, потому что мама купила ему бордовые тапки. А идти навстречу можно вот так – и она пропрыгала на одной ножке расстояние от себя до Даника. Говорила ли Маринка всерьёз или шутила, Даник не понял, так как в конце она сказала ему маминым тоном:

– А вообще, ты ещё мал. Подрастёшь и всё поймёшь.

Это просто ужасно, сколько лет Даник должен расти, чтобы всё понять? Пять, десять, пятнадцать? Вот, родители, они уже такие большие, а ещё часто говорят: «Я ничего не понимаю». А мама опять решила учиться, как в школе, и бегает по квартире с тетрадками.

Теперь, если мама не может в чём-то разобраться, она звонит рабанит[2] Лее, и Лея сразу приходит. Лея всегда пахнет леденцами на палочке. У неё семь девочек и ни одного мальчика. С собой она приводит Хану и Эсти, двух близняшек. Они любят играть с Маринкой. И Даник опять лишний. Хана и Эсти – конопатые и рыженькие. Хана похожа на Эсти, а Эсти – на Хану. А вместе они нисколько не похожи на рабанит Лею. И как они сразу обе вместились в её животе, Даник до сих пор не понял.

Рабанит Лея называет Даника «Даниэль» и всегда делает ударение в конце имени. Ещё она говорит, что её муж не получил такой подарок от Бога. Мама её успокаивает:

– Ты ещё молодая, Лея. Будет у вас и мальчик.

Рабанит Лея вздыхает и рассказывает маме, что после самой младшей Ривки она получила разрешение не рожать. У неё больные почки. Тогда мама поддерживает её иначе:

– Ничего, дождёшься внуков.

На что рабанит Лея неизменно отвечает:

– С Божьей помощью.

Какой же он, этот Бог, задумывается Даник, сидя недалеко от мамы и Леи, если про всё всегда говорят: «С Божьей помощью». И представил Даник его стареньким старичком с белой бородой, как в книге сказок. Там нарисован такой старичок. И, наверное, у Бога есть волшебная палочка. Иначе, как бы он выполнял всё желания: и мамы, и папы, и рабанит Леи, и его, Данькины.

 

Вот Даник хочет собаку или ослика. Собака может быть похожа на Марго Слуцкую, а Ослик, чтобы был такой, как в мультфильме про Винни-Пуха, который записан у Даника на кассете. И теперь, если Даник будет хорошо-хорошо молиться, то Бог сделает так, чтобы родители купили ему их, ну, хотя бы, на день рождения… Или на праздники.

* * *

Скоро, скоро праздники! Сначала Рош-hа-Шана[3], потом Йом-Кипур[4], потом Сукот[5]. Даник любит праздники. Мама и папа дома, уроков в школе нет. В прошлом году они всей семьёй поехали в домик, который называется бунгало, и папа учил Даника плавать в озере Кинерет. А в этом году никуда не поедут. Мама будет ходить молиться в синагогу. Недавно опять приходила рабанит Лея. Она похвалила маму и сказала, что мама в учёбе продвигается.

Когда рабанит Лея ушла, папа оторвался от книги и сказал:

– Ты всегда и во всём была в первых рядах. И в Божьей науке ты самая передовая.

Мама строго ответила:

– Я ничего не умею делать плохо. Если я учусь, то учусь от души.

– Конечно, – заметил папа, – только теперь у тебя души на нас не хватает.

Папа, наверное, хотел сказать на «меня», но зачем-то добавил Даника и Маринку.

И почему родители любят говорить так непонятно? Где у мамы душа, которой папе не хватает? Может быть, она – в часах… Мама ведь часто смотрит на часы и жалуется: «Времени на всё катастрофически не хватает». Теперь, перед праздниками у неё особенно много работы, и она говорит, что помощи ей ждать неоткуда.

А Даник вдруг заболел. У него высокая температура и болит горло. Мама срочно его лечит, чтобы к праздникам он выздоровел. Очень обидно болеть, когда все гуляют. Но за петушком мама Даника не взяла. Пришла рабанит Лея со своими близняшками и позвала маму покупать петушка на День Искупления. Мама сказала Данику:

– Будь хорошим мальчиком. Мы с Мариной скоро придём и принесём тебе что-то интересное.

Данику стало ещё обидней болеть. Теперь мама выберет петушка, которого захочет Маринка.

Но мама привезла курочку. Она только занесла её в дом и курица сразу кокнула. Даника она привела в восторг. Раньше он никогда таких красивых куриц не видал.

– Ой, мамочка, она будет у нас жить?

– Немножко, – ответила мама.

Но Даник уже не слышал её.

– Кура, кура, – позвал он и курица, услышав его голос, неспешно подошла.

– А как её зовут? – спросил он

– Как хочешь, так и назови, – ответила мама из кухни.

– Я назову её Лея, – решил Даник.

– Этого ещё не хватало, – сказала мама, – ну, назови её Краснушка или Белушка.

И вдруг папа поднял глаза от научной фантастики и предложил:

– В детстве я читал книгу про одного петушка, которого звали Сеньор Питер. Давайте вашу курицу, назовём – Сеньорита Пита.

– Не слишком ли торжественно? – удивилась мама.

Но Данику идея понравилась. Маринка на курицу не претендовала. Она сказала, что не любит никаких куриц, потому что когда-то её клюнул петух. И, вообще, все они глупые, умеют только кудахтать и кукарекать.

Может быть, другие курицы глупые, но не Сеньорита Пита. Она самая умная. Она ждёт Даника, и когда он приносит ей зерно, благодарит одним чёрным глазом. И глаз её совсем не глупый. Хорошо, что на улице тепло, и Даник гуляет с Сеньоритой Питой во дворе. Она бегает по траве и иногда немножечко взлетает, наверное, от восторга. Когда солнце сильно припекает, Даник выносит себе бутылку кока-колы, а Сеньорите Пите ставит баночку с водой, и они вместе пьют. Даник лежит на траве и слышит, как вода булькает в нём, а сеньорита Пита пьёт, прикрыв глаза.

– Тебе нравится водичка? – спрашивает Даник

– Ко, – отвечает она. Это, наверное, «спасибо».

С червячком Чиком Даник решил Сеньориту Питу не знакомить. Папа сказал ему, что кроме зерна и проса курицы любят клевать червяков. И Даник подумал, что лучше – подальше от беды. Глаза у Сеньориты Питы умные, но… если она вдруг увидит червячка и захочет его съесть? Одни люди держали у себя дома маленького львёнка и дрессировали его. А потом он вырос, на кого-то разозлился и съел их мальчика.

Это очень хорошо, что мама принесла Данику именно курочку. Что умеет петух? Только кукарекать. А курица ещё умеет сносить яички, и у неё будут цыплята.

– Мама, а когда у Сеньориты Питы будут цыплята? – попытался выяснить Даник.

– Цыплята-питята, – невпопад сказала мама и посмотрела на Даника через тетрадку в клеточку, в которую она что-то записывала. – Не знаю, сынок.

– А когда становится холодно, курицы сносят яички?

– Почему бы и нет, – ответила мама, – можно ведь утеплить помещение.

– Ой, как хорошо, – обрадовался Даник,– Сеньорита Пита ещё маленькая, наверное, к зиме она подрастёт, и у неё будут детки.

– Даничка, ты не бегай всё время со своей курицей, а лучше полей цветы во дворе, – не очень довольно сказала мама.

Даник с удовольствием берёт лейку и бежит поливать куст герани. Это его обязанность. А Сеньорита Пита кудахчет и бежит за ним. Она теперь совсем, как Марго Слуцкая, от Даника не отходит. Он даже кормит её прямо с ладошки, и она даёт ему погладить свой красный мягкий хохолок.

– Как тебе нравится наш сын? – спросил папа маму. – Он собирается стать птичником.

– Мне это совсем не нравится, – ответила мама.

А почему? Мама ведь сама принесла Данику курочку, а теперь говорит, что ей это не нравится.

* * *

Когда Даник выздоровел, уже наступил еврейский Новый Год, и он сразу из болезни перепрыгнул в каникулы и продолжил бездельничать.

У Маринки много подружек, они обмениваются какими-то девчоночьими наклейками, а Данику скучно. Папа на работе взял отпуск и повёз Даника в большой город аттракционов «Лунапарк». А мама осталась готовиться ко Дню Искупления. Она должна наготовить много еды, а потом целый день ничего не есть.

На обратном пути из «Лунапарка» Даник задремал. Машина мягко скользила по асфальту. Папа слушал на кассете толстого Шуфутинского, а Даник всё ещё чувствовал себя на «Корабле пиратов»… У-у-х. и сейчас корабль пойдёт под воду… Нет, это не корабль ушёл под воду. Это папа спустился с горки и уже подъехал к их дому. Как хорошо, что здесь не живут никакие пираты, а мама улыбается и спрашивает его:

– Ну как, нагулялся, путешественник?

– Угу, – басит Даник, и, уже окончательно проснувшись, бежит в дом.

– Руки мыть, – вдогонку кричит ему мама. – Сейчас никаких игр. Сначала нужно пообедать.

– Обедать, обедать, – прыгает Даник. Он совсем не против обеда.

Мама слишком быстро накрыла стол. Она всё умеет делать быстро, словно у неё есть ковер-самолёт, сапоги-скороходы и скатерть-самобранка, вместе взятые.

– Угадай, Ната, что мы успели сделать по дороге в «Лунапарк», – загадочно спрашивает папа. Мама щурится и не может отгадать.

– Мы заехали в театральную кассу, – рассказывает папа, – И взяли билеты на балет «Золушка» для Даника и Маринки. Через неделю они пойдут в театр. Маринка, как взрослая, старается не восторгаться, но, наконец, не выдерживает и запрыгивает папе на колени. Она очень любит эту сказку. И Даник тоже.

– Потом расцелуетесь, – говорит мама, – еда ведь уже остывает.

– Сейчас, мама, – вдруг вспомнил Даник, – я на минуточку выгляну на террасу.

На террасе коробки Сеньориты Питы не было. Даник выбежал на двор и удивился. Там её тоже не было. Он не нашёл её и под кустом герани и озадаченно вернулся в дом. Пропажа его курочки очень была похожа на Маринкины проделки.

Он не успел войти в салон, как услышал голос папы. Папа, громко и невежливо стуча ложкой по тарелке, сказал маме:

– Из твоей Сеньориты Питы получился отличный бульон. Ну как прошла операция «Ы»?

– Это не операция «Ы». Это «капарот», то есть искупление, – объяснила мама, – а ты, Эдик, всё перекручиваешь на свой лад.

– Великое искупление, – сказал папа, – взяли бедную курицу и зарезали, – хорошо, что ещё Данька об этом не знает.

Занавеска, которая отделяла салон от прихожей, колыхалась подгоняемая сквозняком. Сквозняк залетел в Данькино сердце. Оно остыло и превратилось в маленький колючий комочек снега. Потом вдруг оттаяло, сбросило сугроб – и Данику стало горячо и тошно.

– Вы… вы… вы… – содрогаясь и захлёбываясь своими словами, закричал Даник, – вы – Насраллы!

Это самое страшное и зловещее имя, которое он вспомнил и с которым мог сравнить своих родителей.

…Добрая красивая Сеньорита Пита с красными лапками и красным хохолком, с белыми пёрышками и с круглыми, ничему не удивляющимися, глазами, была зарезана каким-то убийцей. А папа теперь, стуча ложкой, ел её и облизывался.

– Даничка, я тебе всё объясню, – тормошила его мама, – не плачь, сынок. Её принесли в искупление за нас, за всех. За наше здоровье и счастье. Так полагается.

Так полагается… И это говорит его мама. Даник всегда с ней во всём советуется. Значит, она ничего не понимает. Так полагается… Да разве полагается зарезать того, кого любишь? Сеньорита Пита, наверное, искала Даника, а он предательски уехал кататься на корабле пиратов. И он не спас её.

Даник убежал в свою комнату и запер дверь. Сначала стучал в дверь папа, потом мама. Даник не отвечал. Тогда опять подошёл папа и сказал:

– Даня, ты большой мальчик. Поплакал и хватит. Подумай сам, это горе поправимо. Послезавтра утром поедем в зоопарк, и ты увидишь там много разных куриц и даже страусов.

Даник ничего не ответил. Тогда папа разозлился из-за Данькиного упрямства и применил крайнюю меру:

– Ну что ж, если ты меня не слышишь, мне придётся сдать твой билет в театр. Пойдёт только Марина.

Даник подумал и открыл дверь. За столом к обеду он не притронулся, и родители решили его не заставлять.

 

* * *

Ночью Даник неожиданно проснулся. Одноглазые серебряные звёзды уставились на него. Раньше Даник видел за ними целый мир, а сейчас только наклеенную на дно Маринкиной кровати фольгу.

У одной звезды отклеился край. Даник подул на него и услышал шелест фольги: кх-кх-кх. Этот звук странным образом напомнил ему Сеньориту Питу.

Даник осторожно приподнялся и заглянул на второй ярус. Маринка спала и причмокивала, наверное, всё ещё переваривала обед. «Людоедка», – подумал Даник. Спать он больше не хотел, и звёзды его не усыпляли. Держась за стены, он тихонько пошёл в сторону кухни. В углу, где ещё вчера сидела в коробке Сеньорита Пита, лежали совок и веник, забытые мамой.

– Кура, – позвал Даник, зная, что ему никто не ответит, и заплакал.

Он открыл холодильник, нащупал большую, оранжевую в белые горошки, кастрюлю. Вытащил её. Даже при лунном свете было видно, как в бульонном озере вверх косточкой плавало куриное крылышко.

– Они все Насраллы, – прошептал Даник крылышку, руками вынул его из скользко-холодной жидкости и завернул в салфетку.

– Я завтра тебя похороню, – пообещал он.

С трудом, дотянув кастрюлю до умывальника и взобравшись на табурет, он вылил золотой куриный бульон в раковину.

Всё ещё плача, Даник вернулся в комнату и, стараясь не всхлипывать, уткнулся в подушку. И вдруг почувствовал Маринкино дыхание над собой.

– Не плачь, Данчик, – прошептала она ему, – скоро будет Ханука[6], мне дадут деньги. Я куплю тебе цыплёнка, и он вырастет большим-пребольшим петухом.

[1] Теудат зеут – внутренний израильский паспорт (ивр.).

[2] Рабанит (ивр.) – жена рава (раввина).

[3] Рош-hа-Шана (ивр., букв.: глава года) — Новый год по евр. календарю. Приходится на сентябрь — начало октября.

[4] Йом-Кипур (ивр., букв.:День Искупления, на русский язык обычно переводится, как Судный день) — день поста, покаяния и возможности искупления проступков. Приходится на конец сентября – начало октября.

[5] Сукот (букв.: шалаши) — семидневный праздник, во время которого по традиции принято жить в суке (шатре), вспоминая о блуждании евреев по Синайской пустыне. Приходится на октябрь.

[6] Ханука — праздник победы евреев над греками, навязывавшими духовную ассимиляцию. В этот праздник принято дарить детям деньги – «дмей ханука». Длится 8 дней в декабре — начале января.