У каждого подвига должно быть Имя. И очень хорошо, если имя это оказывается не забытым, не стертым беспощадным временем. Потому что были эти люди на Земле, страдали, мечтали, боролись. Жили… И жизнь их в те дни была настоящим подвигом, ежедневным, ежечасным.

Спасибо кинематографу и Голливуду. Фильм «Сопротивление» (Defiance) познакомил весь мир с партизанским отрядом братьев Бельских, создал тот ореол славы, который они заслуживали.

Но не они одни… И не обо всех поставлены такие сильные фильмы и написаны интересные книги… А многие ли знают о дяде Мише и его еврейской партизанской роте, которая действовала в лесах Волыни?

Дядя Миша, Моше Гильденман и его сын Симха не только смогли спасти многих евреев, приняв их в отряд, иногда вырывая их их лап смерти в последнюю минуту. Их отряд воевал, нападал на врага, не считаясь с риском, шли еврейсие партизаны против врага, и приближали, как ни громко это звучит,  победу…

А все началось, когда 21 мая 1942  более 2200 евреев небольшого городка Корец, что на Волыни, были убиты. Две тысячи двести жизней оборвались в один миг.

Среди них были жена и 13-летняя дочь Моше Гильденмана.  Он и его сын Симха выжили в той бойне. Но следующая акция была не за горами. И тогда Моше решил не ждать обреченной судьбы, а идти в бой против смерти… Было ему сорок четыре, а сыну — шестнадцать.

До войны, Моше, инженер — строитель по специальности, владел бетонным заводом.  После присоединения Западной Украины к Советскому Союзу, как специалист был мобилизован на строительстве шоссе Киев-Львов. Созидать бы ему, а не воевать…

Корец, вообще, был центром еврейской жизни этого района. По многим сохранившимся довоенным фотографиям видно это:

Но 5 июля 1941 г. Корец оккупировали немецкие войска. Всё еврейское население было согнано в гетто, в том числе и семья М. Гильденмана….

Гильденман создал еврейское партизанское формирование, получившее название  «группа дяди Миши», которое провело множество боевых операций, освободило несколько сотен обреченных узников.  Затем, после соединения с партизанским движением генерала Сабурова «дядя Миша» сформировал отдельную еврейскую роту, дейсвтвавшую, как самостоятельное подразделение в Житомирской области до освобождения этого района Красной Армией. Моше  Гильденман до конца войны служил в инженерных войсках. Он и его сын встретили Победу в Берлине.

Через несколько лет после войны, имея польское гражданство «дядя Миша» смог репатриироваться в Израиль. Умер он рано, в 1958 году.

Но успел написать несколько книг на идиш о Войне в его Жизни, книги о борьбе, победах и поражениях, о горе его народа и о любви.

И еще важно сказать. Симха Гильденман все таки вернулся в родной город. Нашел человека, убившего его маму и сестру, и застрелил его. Самосуд, скажете? А как он мог поступить иначе?

Здесь публикуется отрывок из сборника «Человек и его дом»,  среди  его  глав —  различные документальные материалы о судьбе Моше и Симхи, о партизанском отряде «дяди Миши», о том времени, которое забывать нельзя…

***

(Отрывок из «Форвертс», Нью-Йорк, от 10 мая 1944 г.)

Еврейский офицер Красной Армии описывает уничтожение нацистами всех евреев Барановки и Любара.

«… По рассказу майора Зямы Островского, ни один еврей не остался в живых в местечках Барановке и Любаре, в которых до прихода нацистов проживало значительное еврейское население, – передаёт представитель ИТА* в Москве 9 мая. – Вернувшись на днях с фронта, он посетил оба местечка и разговаривал со свидетелями, присутствовавшими во время нацистской резни.

Резня в Барановке началась 19 июля 1941 г., когда штурмовые отряды выгнали за пределы местечка несколько сотен евреев и расстреляли их. Среди жертв были 68-летний Мильцин, кассир Барановской сберкассы, 72-летний Гурфинкель и 74-летний Мойше Рибалов. „Жители местечка рассказывали мне, – сообщил майор Островский, – что спустя две недели вода в реке Случь недалеко от места расстрела была красной от еврейской крови.” Вторая резня произошла через две недели. Жертв затолкали на грузовики и вывезли за пределы Барановки. Свидетели видели, как штурмовик проткнул штыком старую еврейку Сару Цимашанскую, поднял её и швырнул в один из грузовиков. 19 августа 1941 г. нацисты вывели свыше 200 евреев за 7 км от Барановки к участку левее Дубровского шоссе. Несчастных построили в ряды, приказали копать себе могилы, а затем расстреляли.

Позже они проводили облавы в окрестных сёлах в поисках евреев, прятавшихся у крестьян. 6 января схватили 594 еврея. Пойманных вывели из местечка к месту недалеко от Звягельского шоссе. Голых детей до 12 лет привезли на подводах и расстреляли. Один рабочий завода по фамилии Ковальчук рассказал Островскому, что многие дети были погребены живьём в братской могиле вместе с их расстрелянными родителями.»

М.Каганович Партизанское отделение «дяди Миши» (Из книги «Милхемет га-партизаним»1 – издательство «Эйнот», Тель-Авив)

В лесах Житомирщины, недалеко от Звягеля, и в соседних областях пользовалось известностью имя уроженца Корца, инженера Мойше Гильденмана («дяди Миши»), командира русско-еврейского партизанского отделения.

После резни корецких евреев во время «большой акции», произошедшей в канун Швуэс 5702 г.2 , он потерял жену и дочь. Оставшись с единственным сыном Симхой (прозванный Лёнькой), решил бежать в лес к партизанам, однако ждал подходящего случая. 23 сентября 1942 г. было замечено, что к полицейской управе подъехало несколько грузовиков с полицейскими, которые устанавливали охрану вокруг гетто. Это означало, что медлить больше нельзя. Ему вместе с сыном и ещё десятью евреями, среди которых были две женщины, удалось незаметно выйти из гетто и переправиться возле села Устье через реку Случь. Был у них тогда лишь один револьвер с 4 патронами. Они скрывались в глубине лесов возле села Ушакова.

Эта группа затем стала ядром так называемой «евгруппы» – еврейского партизанского отделения под руководством «дяди Миши». В поисках оружия они нападали сначала на лесных сторожей, добыли русскую винтовку и револьвер. Имея на вооружении несколько винтовок и револьверов, устроили засаду группе полицейских, проезжавших в окрестностях Рокитного для мобилизации украинской молодёжи на работу в Германию, убили 6 полицейских, добыли 6 винтовок, 2 револьвера и 3 ручные гранаты. Дальнейшие нападения на небольшие полицейские управы обогащали их арсенал. В своё отделение они принимали других евреев, бродивших в окрестных лесах. Через несколько недель у них было достаточно оружия для снаряжения новых партизан. Поскольку в лесах ещё не было русских партизан и бесчинствовали бандеровцы, группа переместилась в Полесье.

По пути из Клесова в Рокитное её окружили немцы. 1 «Партизанская война» (ивр.) 2 21 мая 1942 г. 385 Большинство партизан погибло, а те, кто спаслись, действовали некоторое время в районе Высоцка, позже перешли в Житомирскую область. Тогда (13 января 1943 г.) была создана «евгруппа» под названием «Дядя Миша». После встречи с соединением Сабурова большинство евреев-партизан Сабурова было переведено в «евгруппу дяди Миши». В 1943 г. «дядя Миша» получил приказ из Москвы мобилизовать в своё отделение украинскую молодёжь. Со временем евреи стали меньшинством и составляли не более 30-35% отделения. Несмотря на это, его название и руководство оставались прежними. Отделение «дяди Миши» атаковало и рассеяло войска противника в сёлах Розважеве, Александровке, Норинске, Веледниках, разрушило мост через реку Тетерев возле Брусилова (февраль 1943 г.) и железнодорожный мост возле Олевска (март 1943 г.). Во время взрыва кинотеатра в местечке Наровле (21 июня 1943 г.) были уничтожены все находившиеся там немецкие военнослужащие. Незадолго до освобождения края они атаковали противника в Новых Шепеличах, возле Чернобыля, и после шестичасового боя выбили его из местечка. Эта победа имела большое значение, позволив Красной Армии переправиться через Припять и продолжать наступление.

Среди бойцов «дяди Миши» выделялась отважная 17-летняя Сара-Либа Зигман, или, как её называли партизаны, Люба. Особенную популярность она завоевала после того, как собственноручно стреляла в районного начальника полиции Коростеня Петра Цуканова, бывшего лейтенанта Красной Армии, который попал в немецкий плен, закончил спецшколу «гестапо» и принимал активное участие в операциях немецких войск против партизан.

В годы войны Люба испытала множество метаморфозов. Родилась она во Львове, в 1941 г. училась в Московской консерватории. Из-за нехватки рабочей силы её вместе с другими студентами послали в Брянскую область в колхоз. Когда в село вошли немцы, она как еврейка очень боялась за свою жизнь. В сельсовете ей удалось получить удостоверение личности на имя Любы Андросовой, якобы дочери хозяина, у которого она проживала. Её, как и всю сельскую молодёжь, мобилизовали на работу в Германию. Через некоторое время она была освобождена от работы как непригодная к тяжёлому физическому труду. На обратном пути Люба сошла с поезда возле Ровно, ушла в лес и встретилась с партизанами «дяди Миши». В отряде она влюбилась в еврейского партизана Йосэлэ, у которого было партизанское прозвище «Монах».

Когда её избранник сердца был убит группой полицейских Цуканова во время выполнения диверсии на железной дороге, Люба сообщила руководству партизанского отряда о своей готовности идти в Коростень и убить Цуканова, из-за которого партизаны несли большие потери. В конце концов, она под видом русской девушки, возвращающейся из Германии в своё село на Брянщине, устроилась домработницей у Цуканова и завоевала его доверие.

Находясь в его доме, Люба передавала в отряд через связного важную информацию о планах полиции и предотвратила таким образом потери среди партизан. В одном из сообщений она докладывала, что Цуканов едет завтра в десять часов утра на своей машине из Коростеня в Емильчино для встречи с руководством отряда «бульбовцев». Перед отъездом Люба просила Цуканова взять её с собой. Цуканов, мечтавший весело провести время с русской девушкой, охотно согласился.

Партизаны устроили ему засаду на дороге. После первых выстрелов автомобиль остановился, и Цуканов вместе с Любой пустился бежать к близлежащей роще. Когда он потянул её вглубь рощи, Люба выхватила револьвер, 386 который вытащила у него во время поездки, и застрелила Цуканова.

Отряд «дяди Миши» освободил сорок евреев (столько осталось через четыре месяца от 220 человек), работавших в лесопильной мастерской возле местечка Веледников. Большинство евреев погибло от тяжёлого труда и недоедания, либо было расстреляно управляющим лесопилки, немецким садистом Фридрихом Крифалем. О страданиях евреев сообщила партизанская связная Галя, работавшая поварихой у охраны. Из-за скудного вооружения напасть на мастерскую, которую охраняло большое число полицейских, было почти невозможно. Также было опасение, что на помощь охране быстро придёт немецкий гарнизон из Веледников.

Но когда Галя сообщила, что немцы готовятся ликвидировать в ближайшие дни сорок евреев и вместо них дать работу русским военнопленным, командование решило больше не мешкать и любой ценой освободить обречённых на смерть. Через связную Галю и при участии бригадира еврейских рабочих командование разработало подробный план нападения на лесопилку той ночью. Около полуночи «дядя Миша» с группой партизан приблизился по глубокому снегу к воротам мастерской и спрятался в укромном месте, ожидая перерыва у рабочих. Ровно в полночь раздался звон колокола на перерыв, и два выстрела «бесшумки» уложили двух охранников. Их место заняли два партизана, надевшие тёплые шинели убитых. Через 20 минут в мастерской снова донёсся шум пил и машин. Первые четыре еврея, подошедшие к воротам с пустой вагонеткой, рассказали, что управляющий Фридрих за невыполнение рабочей нормы наказал их, лишив часа отдыха. Поэтому из мастерской смогли вырваться только 24 еврея, толкавшие вагонетку с древесиной к машинам, а другие 16, работавшие возле пилорам, вынуждены были оставаться на своих местах..

Но командир не хотел бросать на произвол судьбы остальных и послал к трём евреям, толкавшим вагонетку, партизана, который должен был бросить гранату в управляющего Фридриха. Но было поздно. Фридриха убил стекольщик Шмуль, который уже давно жаждал отомстить убийце своего единственного 16-летнего сына. Шмуля вместе с сыном привезли в мастерскую из местечка Барановки, возле Звягеля, после того как их большую семью убили немцы. Однажды, когда они грузили бревно в вагонетку, оно выскользнуло и покалечило сыну правую ногу. Присутствовавший при этом садист Фридрих вытащил револьвер и застрелил несчастного, который больше не был пригоден к работе. С тех пор Шмуль впал в ужасную меланхолию и при встрече с Фридрихом постоянно шептал: «Дорого заплатишь ты, убийца, за моего несчастного ребёнка». Когда ему сообщили о побеге, он сказал: «Мне больше не хочется жить. Я останусь, чтобы отомстить ему. А вы идите с миром, и да поможет вам Бог …»

Той ночью, когда оставшихся 16 евреев охватило отчаяние, Шмуль сказал: «Не бойтесь, я вас освобожу». Прошло немного времени, и он неверно положил бревно. Увидев это, Фридрих рассвирепел: «Вредители! Проклятые евреи!» – и, размахивая палкой, подбежал к Шмулю. Неожиданно Шмуль набросился на Фридриха и увлёк его вместе с собой под нож работающей пилорамы. Через мгновение перерезанные тела еврейского богатыря и немецкого убийцы остались лежать на пилораме. Тридцать девять евреев бежали через ворота в лес и исчезли в ночном мраке вместе с партизанами.

«Дядя Миша», который после побега в лес два года был руководителем партизан на Волыни, свидетельствует, что украинцы не делали почти ничего для спасения евреев. Как раз наоборот, большинство из них принимало активное участие в уничтожении евреев. После каждой немецкой «акции» они по своей инициативе торопились разыскать тех, кому удалось скрыться, грабили и убивали. Неоднократно украинцы передавали несчастных в «гестапо», получая в качестве вознаграждения два килограмма соли (очень редкий и дорогой товар в годы войны) за каждую еврейскую голову.

После освобождения «дядя Миша» был на приёме у маршала Ворошилова, который предложил ему как инженеру работу в тылу. «Дядя Миша» ответил, что хочет дойти до Берлина и там на месте расквитаться с Гитлером. Затем он проходил офицерские курсы в Павловом Посаде, был направлен в инженерные войска и закончил войну в Берлине в звании капитана.

Сын Симха (Лёнька) служил начальником разведки отделения и, несмотря на юный возраст, проявил отвагу и боевую инициативу. Отец и сын были удостоены множества медалей и высоких знаков отличия за деятельность в лесах и службу в Красной Армии. Сейчас оба находятся в Израиле.

М.Гильденман Нападение на немецкий батальон (Из книги «Милхемет га-гетаот»1 , издательство Дома борцов гетто)

Снег уже растаял, и только с некоторых заснеженных веток, которых достигли лучи весеннего солнца, капала вода. Партизаны сменили тяжёлую зимнюю одежду на летнюю. Им уже не сиделось, как бывало зимой, возле костров, и они свободно прогуливались по лагерю или лежали распластавшись на холмах, наслаждались солнечным теплом и предавались лёгкой беседе. Украинцы рассказывали о предстоящих полевых работах, своих семьях, оставшихся далеко за линией фронта, жёнах, которые сейчас, наверняка, тяжело трудятся на посевных работах. Все беседы проникнуты сильной тоской по родному дому.

Возле меня сидело несколько евреев-партизан. Борис Гольдфарб лежал на затылке. Его большие умные глаза устремлены в небо. Мотэлэ из Бережницы долго спорил с Сашей-одесситом о том, отдадут ли великие державы после войны Палестину евреям. Саша, который при всей своей атлетической фигуре был немного флегматичным, полагал, что оставшиеся в живых евреи смогут безопасно жить на старых местах. Однако Мотэлэ с этим не соглашался и страстно заявлял, что народ без земли, без государства – вообще не народ. Во всех спорах и беседах он выражал сожаление, что не выехал до войны со своей группой в Эрец-Исраэль, и не мог простить своим родителям за то, что те не разрешали ему туда ехать. Сейчас они покоятся в братской могиле где-то возле Звягеля, Сарн или в лесу. Но Мотэлэ гордился тем, что находится среди партизан, мстит немцам, и не терял надежды когда-нибудь добраться до Эрец-Исраэль. Дорога в Александровку На небе гоготали дикие гуси, прилетевшие из жарких стран. Партизаны прекратили спор и наблюдали за стаями птиц, паривших высоко над лесом. – Скоро они прилетят к своему берегу, вернутся в гнёзда. У них есть дом, – сказал сам 1 «Война гетто» (ивр.) себе Мотэлэ и глубоко вздохнул. Все умолкли. Менахем Финк сидел вдали и полоскал алюминиевый котелок. – Ты кошеруешь* пасхальную посуду? – спрашивает его с улыбкой Борис. – А маца у тебя есть?

Тем временем, к нам подходит Зейдель Грин с автоматом на плече. В руке он держит кусок хлеба и ест его с аппетитом. Зейдель был связным и только что вернулся из одного партизанского отделения. – Дядя Миша, – обращается он ко мне, – я расскажу тебе интересную новость. К «сечевикам» пришли два поляка из Кракова. Их как квалифицированных рабочих немцы послали на Харьковский тракторный завод. По пути они сбежали в лес. Поляки рассказывают, что 10 дней назад были в Варшаве. Там начались упорные бои в еврейском гетто. Молодёжь смело сражается. Немцы применяют все виды оружия, гетто полыхает со всех сторон. Подпольные польские организации помогают борцам гетто. От пуль евреев- бойцов пало много немцев, украинцев и литовцев. Евреи знают, что у них нет шансов победить, но продолжают бороться. Партизаны слушали рассказ Зейделя затаив дыхание. – Ожил дух Маккавеев*, – заметил Борис Гольдфарб. – Только не за победу они борются, а за честь народа. – Жаль, что Варшава так далеко, и мы не можем им помочь. У нас ведь сейчас много оружия, – откликается мой сын. В то время мы обладали большим запасом оружием, которое было спрятано под землёй. – К сожалению, прямо помочь им мы не можем, – ответил я. – Нужно провести дерзкую операцию и дать немцам хорошо прочухаться. Тем самым мы выразим свою солидарность борцам Варшавского гетто, отомстим за погибших.

И вот мы решили напасть на немецкий караульный батальон в Александровке. Батальон занимал жилые дома в центре села, был хорошо вооружён и насчитывал приблизительно 200 человек. Дома были окружены мощными стенами, состоящими из двух рядов брёвен и толстого слоя земли между ними. В четырёх концах села стояли деревянные вышки, на которых днём и ночью несли караульную службу солдаты с пулемётами, готовые в любую минуту обрушить огонь на любой двигающийся объект. В этой временной крепости были ворота, а возле них – немецкая охрана с охотничьими собаками. С лёгким оружием проникнуть туда было невозможно.

Тем не менее, мы наметили операцию на 30 апреля. В пять часов после полудня семьдесят партизан с пулемётом, двумя пушками и большим количеством ручных гранат двинулись в путь. Подойдя к селу, устроили для себя укрытие в сосняке. По дороге проехала в сторону Александровки крестьянская телега, запряжённая худой клячей. На мешках сидел партизан Мойше Милер, прозванный «Поповым» из-за длинной бороды. Лошадь тащила нагруженную телегу, которая медленно приближалась к караулу. «Попов» хорошо знал украинский язык, местные обычаи и был похож на настоящего украинца. Возле села он спрятал шапку под мешками, намотал вожжи вокруг руки и притворился пьяным крестьянином, которого морит сон. Тем временем, телега остановилась в нескольких метрах от ворот. «Попов» прикинулся дурачком, показал на свою непокрытую голову и крикнул по-украински, что потерял шапку. Делая вид, что ищет шапку, вынул из верхнего мешка зелёный бикфордов шнур с железным крючком на конце. На другом конце находится детонатор, соединённый с заряженной миной на дне телеги. Сверху лежит мешок со взрывчаткой. «Попов» нагибается, как будто осматривает переднее колесо, и незаметно цепляет на него крючок. Он спокойно кладёт вожжи на 390 спину лошади и, якобы разыскивая потерянную шапку, идёт назад той же дорогой. Немец кричит ему что-то вслед, но «Попов» удаляется, не оглядываясь.

Взрыв должен произойти от движения колеса, к которому прицеплен крючок. При этом натягивается бикфордов шнур и вырывается железный провод, вставленный в предохранитель мины. Через несколько минут после возвращения «Попова» раздался страшный взрыв. Наш дозорный, сидевший на высокой сосне, сообщил, что на военных объектах противника видны густые клубы дыма и большое пламя. Затем мы услышали грохот взрывавшихся боеприпасов в складах и продолжительные ружейные залпы.

Я разделил партизан на две группы. Одну возглавил мой сын, вторую – я. Сын получил приказ войти в село с другой стороны, перерезать телефонные и телеграфные провода. Обе группы, каждая своим путём, одновременно подошли к месту дислокации батальона. Нападение было настолько неожиданным, что немцы, занятые тушением огня, не успели взяться за оружие. Сначала мы стреляли с большой осторожностью, чтобы не попасть в украинцев, подававших вёдра воду для тушения пожара. Но после первых же выстрелов украинцы побросали вёдра и разбежались. Мы приступили к ликвидации батальона. Мой сын Лёнька (так звали его партизаны) вошёл со своей группой через взорванные динамитом ворота. Немцы в страхе бежали и падали замертво один за другим.

Некоторые из них, боясь попасть в руки партизан, бросались в огонь. Вскоре весь двор наполнился мёртвыми и тяжело ранеными гитлеровцами. Все здания были объяты пламенем, за исключением офицерского клуба и читального зала в другом конце двора. Там уцелевшие немцы забаррикадировались и отстреливались из окон. Пока Лёнька преследовал убегавших немцев, я со своей группой атаковал клуб. Но под градом пуль нам пришлось отступить. Мы пробовали ещё раз штурмовать здание, но и на этот раз безуспешно. Во время второй атаки три наших товарища получили ранения. Мы спрятались под двумя грузовиками, стоявшими в 20 метрах от клуба, и провели короткое совещание. – Я подбегу и брошу в окна гранаты, – сказал Саша. На нас обрушился массированный огонь, и Саша упал посреди двора как подкошенный. Тут же разорвались одна за другой ручные гранаты. Раздался пронзительный крик. Мы побежали в клуб и увидели трясущихся от страха немцев. До сих пор я не замечал столько пыла у своих соратников-партизан. Словно волки, ринулись они на немцев с криками: «Месть! Месть!»

Мы разнесли вдребезги офицерский клуб, сожгли все книги и газеты в читальном зале. Через несколько минут всё здание было объято пламенем. Выйдя из клуба, мы увидели, что мой сын и ещё несколько партизан грузят мешки с сахаром и мукой на большую немецкую телегу, запряжённую двумя бельгийскими лошадьми. Мы забрали с собой двух убитых и пятерых легко раненых товарищей (среди них был Саша, раненный в обе ноги). Проходя через село, прихватили также местного старосту, пресмыкавшегося перед немцами. Его жене мы оставили письмо для командира батальона фон Гельмана, который сразу после взрыва бежал в Овруч, чтобы сообщить генералу дивизии о нападении партизан.

Вот содержание письма: «Барон фон Гельман, весь еврейский народ Гитлер не уничтожит. Зато весь твой батальон в Александровке мы уничтожили. Командир еврейской партизанской группы дядя Миша».

Рассказ партизана Симхи Гильденмана

28 июня 1941 г. немецкие войска достигли Корца, а на следующий день – Звягеля. 30 июня они преодолели укрепления «линии Сталина», как называли укрепления Красной Армии, построенные «советами» на берегу реки Случь. На бывшей польской территории не торопились с уничтожением евреев, не лишали их всех прав и не требовали носить клеймо позора: вначале белую нашивку с голубой звездой Давида, а несколько месяцев спустя – жёлтый знак на груди и спине. Советские войска стояли возле бывшей границы и стреляли в каждого, кто пробовал проскользнуть через неё. Евреям Звягеля и округи разрешили бежать вглубь России.

Но уже в первый день нападения бомбили железнодорожную станцию и уничтожили транспортные средства. Большинство беженцев, которые передвигались на подводах или пешком через близлежащие местечки в сторону Житомира, были окружены между Житомиром и Киевом. Часть из них была уничтожена на месте, остальных выслали в Звягель и там истребили. Город и его окрестности уже тогда были очищены от евреев.

Осенью 1941 г., работая вместе с отцом в лесах Пищова, я часто встречал одного еврея из Яруня. Он был колхозником и, по его словам, с детства занимался земледелием. В это же время я также встречался с русскими солдатами, которые бежали из немецкого плена, бродили в лесах и находили убежище в партизанских отрядах. Через них я установил связь с партизанами и вместе с несколькими молодыми товарищами оказывал помощь одеждой и обувью, которых им не хватало. Родители не знали тогда о моей подпольной работе. Лишь после первого массового уничтожения, произошедшего в канун Швуэс  1942 г., во время которого на наших глазах были схвачены и убиты мама и младшая сестра 13 лет, я раскрыл эту тайну отцу и старался убедить его бежать вместе с нами в лес к партизанам.

Но отец не мог в тот трагический период рвать связи с евреями местечка и пока не решался на этот шаг. Он только агитировал их собирать деньги на покупку оружия для самообороны. Корецкие евреи, избежавшие первой акции, выступили против, полагая, что им не грозит уничтожение в близком будущем. Они также боялись, как бы эта агитация не 1 21 мая 392 разозлила врага и не ускорила их гибель.

Помню, как на одном большом собрании, на котором сдавали деньги для контрибуции, возложенной на еврейскую общину, отец призвал выделить часть денег для покупки оружия, которое можно было тогда приобрести у поляков и доставить партизанам в окрестные леса. Но его не стали слушать. Отец всё же колебался до наступления кануна Сукойс2 1942 г. Нам стало известно о готовящемся немцами окончательном уничтожении евреев местечка. Тогда отец, наконец, решил уходить вместе с нами к партизанам.

Мы, три человека, оснащённые одним пистолетом с 6 патронами, ускользнули тогда из местечка, окружённого войсками немцев и украинцев, и ушли в лес. За короткое время к нам присоединилось ещё несколько юношей. Мы пришли в окрестности местечка Людвиполя, но не встретили ни одного партизанского отряда и были тогда единственной группой, начавшей действовать в лесах в районе Звягеля. Передвигались в окрестностях Эмильчина, Подлубов, Новой и Старой Гуты, нападали иногда на сёла и запасались необходимой пищей, добывали постепенно оружие и стали нападать из засады на поезда и колонны противника.

В это время мы взорвали 3 поезда, в которых было много снаряжения и войск. В Звягеле и его окрестности, которые были тогда очищены от евреев, господствовали украинцы, сотрудничавшие с немцами. Они занимали квартиры евреев, грабили их имущество и убивали. Скитаясь по лесам, нам удалось в окрестностях Веледников установить связь с партизанскими отрядами, которые дали нам снаряжение. Со временем они включили нас в особую роту под командованием отца и назвали её «ротой дяди Миши». В этой местности мы провели несколько удачных боевых операций. О некоторых из них уже рассказывал покойный отец. Следует отметить, что это вхождение было для нас нелёгким. В некоторых отрядах мы сталкивались с явным антисемитизмом. Они держались от нас подальше, строили насмешки, и мы не получали необходимого оружия. Однажды мы напали на немецкую роту. Над нами нависла угроза уничтожения. В нашем подчинении находились русские партизаны, которые отказывались наступать. Настал решающий момент, и я первым поднялся в атаку. Отец, который был тогда командиром роты, схватил винтовку и, угрожая расстрелом за неповиновение приказу, заставил их наступать. Атака удалась, и мы уничтожили целую немецкую роту, захватили много снаряжения и нескольких пленных.

После боя они обнимали меня и повели к командиру соединения. Я был награждён орденом. Один из офицеров потом подошёл ко мне и похвалил, сказав, что впервые видит еврея-героя, не похожего на всех остальных ленивых евреев. Услышав эту болтовню, я не смог сдержаться и ударил его в лицо. Офицер пожаловался на меня командиру, но тот оправдал моё поведение и отклонил жалобу.

Когда я, будучи боевым офицером Красной Армии, прибыл в Корец, мне сообщили, что в окрестных лесах прячется несколько евреев. Я делал всё возможное, чтобы разыскать их. Спасшиеся пытались вернуть свои жилища, в которых теперь жили украинцы. Однако те отказывались их освобождать. Я обратился к местному командиру, русскому офицеру, который участвовал со мной в тяжёлых боях и с которым мы подружились, указал ему на тех, кто служил офицерами в полиции, убивал собственноручно евреев и грабил их имущество. Командир прикинулся дурачком и спросил: «Скажи мне, пожалуйста, что они делали против советской власти. За какую вину я их должен арестовать?» Я ещё раз перечислил ему все их злодеяния. А он вновь 2 26 сентября 393 повторяет с неестественной наивностью свой хитрый вопрос. От него я вышел с чувством горького разочарования и отвращения. Такое отношение поднимало дух погромщиков, которые вначале скрывались, боясь наказания. Они снова буянили против уцелевших евреев, называли их «недобитками» и жалели, что не успели истребить полностью.

А вот ещё один случай. Во время поездки в родное местечко Корец в армейской форме я встретился с одним украинцем, который был другом нашей семьи, учился со мной в школе и который собственноручно убивал на наших глазах мою маму и сестру. На нём была одежда из нашего дома, а лицо выражало ликование. Весь охваченный дрожью, я подошёл к нему, окликнул по имени и изложил всю историю: дружбу с нашей семьёй, приятельские отношения со мной в школе и убийство им на моих глазах мамы и сестры. А он прикинулся дурачком и, запинаясь, сказал, что не знает меня. Я опять указал ему на одежду, украденную в нашем доме, а он всё твердил, что не знает меня. Я больше не мог терпеть, выхватил пистолет и застрелил его на месте.

В это время собралась толпа. Мне стали мне угрожать, но я преодолел страх и сказал: – Не вздумайте меня тронуть. Я – офицер Красной Армии. Позовите офицеров, и пусть они меня арестуют. А того, кто осмелится меня тронуть, убью на месте.

Пришли два офицера. Я протянул им пистолет, армейское удостоверение, портупею и сдался. Местный военный комендант был русским из Подмосковья, который подружился со мной после нескольких совместных боёв. Когда я дал ему свидетельские показания и сообщил подробности этого происшествия, он был поражён и сказал по-дружески: – Мне хорошо понятны причины, вызвавшие твою вспышку. Думаю, что сам поступил бы, как ты, если бы со мной такое произошло. Но что теперь делать, как реагировать после того, как ты совершил преступление в армейском мундире и нарушил воинскую дисциплину? Ты, странный нервный еврей, защищаешь честь своего народа. У нас в Подмосковье я никогда близко не встречался с евреями. Только слыхал, что они – мошенники, не имеющие достоинства, трусы, готовые раболепствовать перед сильными. И вот я впервые вижу перед собой гордого еврея, осмелившегося отомстить убийце матери и сестры. Удивительно!

Поразмыслив, комендант отдал распоряжение офицерам заключить меня пока под домашний арест в воинской части и не вести к военному прокурору. Я продолжал поиски спасшихся евреев, помогал им вернуть свои жилища и опоздал на повторную явку в армейское командование. Когда меня привели туда, строгий угрюмый офицер попросил изложить ему в свободной форме обстоятельства, побудившие мою вспышку и причину опоздания.

Оглашая подробности и описывая своё душевное состояние, я видел перед собой роскошно одетого, ликующего убийцу матери и сестры. Военный прокурор, побледнев, взял меня за руки и отвёл в соседнюю комнату. На его глазах появились слёзы. Там он расплакался и: – Такова, брат мой, наша судьба, – воскликнул он. – Но мы, евреи, должны прийти в себя. Довольно сокрушаться! Нужно подавить гнев, не допустить глумления над собой. Я не буду налагать на тебя наказание, но освободить не могу. За опоздание меня отправили в штрафную роту. Через несколько месяцев я был освобождён и вернулся на прежнюю воинскую службу.

Послесловие.

В январе 1943 года партизаны отряда «дяди Миши» встретились с соединением генерала Сабурова. Отряд вошел в состав соединения и был реорганизован.

Генерал Сабуров разрешил М.Гильденману сформировать отдельную еврейскую роту, которая оперировала как самостоятельное подразделение на севере Житомирщины вплоть до освобождения этого региона советскими войсками.

Партизаны Моше Гильденмана осуществили более 150 боевых операций, подорвали десятки эшелонов с живой силой и техникой врага, освободили 300 узников из разных немецких лагерей. Командира роты называли королем евреев-партизан.

Подразделение «дяди Миши» успешно провело операцию против вражеского гарнизона в селе Розважев Киевской области, совершило ряд диверсий на немецких коммуникациях в период битвы на Курской дуге.

В октябре 1943 года Моше Гильденман и его партизаны помогли одной из частей 13-й армии выйти из окружения. В признание его заслуг «дядя Миша» был доставлен на самолете в Москву, где маршал Ворошилов вручил ему орден Красной Звезды и предложил интересную работу в тылу.

Моше Гильденман попросил разрешения продолжить службу в Красной Армии по своей инженерной специальности. Он был зачислен в ранге капитана в саперный полк. Как сапер строил мосты через Вислу и Одер в ходе продвижения советских войск на запад и закончил войну вместе с сыном в Берлине.

В 1946 Гильденман поселился в Польше, затем несколько лет жил в Париже, в 1952 приехал в Израиль.

Живя в Лодзи, начал писать рассказы и репортажи о партизанской жизни, печатал их в еврейских периодических изданиях, опубликовал повесть «Либе ун камф фун а идишер партизанерн» («Любовь и борьба еврейской партизанки»).

В 1949 издал в Париже книгу «Ойфн вег цум зиг» («На пути к победе»), в 1950 – «Мотеле, дер юнгер партизан» («Мотеле, юный партизан») — о мальчике-скрипаче из отряда, «Хурбн Корец» («Гибель Кореца») и «Идише техтер» («Еврейские дочери»).

Часть рассказов Гильденмана переведена на иврит, польский и французский языки. В Израиле Моше  занимался общественной деятельностью, работал над воспоминаниями.

А в далеком городке Корец колышется высокая трава на еврейском кладбище, плачет по его жене и тринадцатилетней доченьке…