Дебют двух авторов: Лина Городецкая и Натан Тимкин.

***

Ночная тишина — самая удивительная, она заряжена накопившейся энергией прошедшего дня, и она умеет звенеть.  А темнота ночи —  самая загадочная, в ней смешались краски утра, дня и вечера, блики прошлого и будущего, в ночи видно острее, слышно острее. Чувствуется все, словно режет острый месяц эту ночь, вскрывая ей вены, которые перевязываются стерильными облаками. Ночь, она дарит сны, были и небыли…

У Майи быль и небыль начались с соседки Ханы, забывшей закрыть кран в своей ванной и затопившей ее рабочий кабинет. У бедной Ханы плавала вся мебель в доме. Но разве Майе от этого легче? У нее там стоял стол с компьютером, в углу лежали чистые холсты, а главное — на мольберте почти законченная работа, пейзаж с уголком Яффо, который так легко рисовался по памяти.

Когда-то они вместе гуляли в Яффо, до сих пор манят ее закоулки, именованные Зодиаками, старинные тяжёлые арки, светло-охряные стены из выветрившегося за века песчаника, длинная набережная в закатном солнце.

Кто бы поверил, глядя на этот пейзаж, как давно она живет в темноте. Как просыпается она утром. А утра нет, тьма вокруг…Ну кто бы мог это подумать, глядя на ее акварель, на буйство весны, на звучащую в каждом мазке рапсодию чувств?

Завершить картину не получается, на полотне не хватает последнего мазка, последнего аккорда, после которого сердце не требует ничего. Но нет, не найти ей его сейчас, не то настроение, мольберт пылится, работать получается только под заказ. Настоящего вдохновения нет, а вместо ярких красок, которые она так любила выплёскивать на холст — серая муть, обволакивающая со всех сторон.

А тут еще Хана залила её мастерскую…У Ханы свои беды. Трое детей, муж не дает «гет». Свалил в США, затерялся там в прерии, а Хана тащит всю семью на себе. И забывает то утюг выключить, то дверь от квартиры запереть. Теперь вот открытый кран. Хорошо, что есть страховка на квартиру, и у Майи в кабинете теперь начинается ремонт, еще одно стихийное бедствие.

Круг жизни стал прямоугольником и сократился до спальни, где осталась узкая тропа от двери к постели и от неё к балкону, тропа чистого воздуха и непересекающихся ночных теней. Теперь здесь стоит мольберт.  И, ноутбук, ее единственную связь с внешним миром, Майя тоже предпочла поставить около кровати. Стало жить тесно, совсем, как в притче про козу. Но козы не было…Была птица.

**

Тень не спеша пересекла комнату, легкий взмах крыльев, острый клюв. Птица устроилась на туалетном столике, рядом с любимыми духами «Carven» и открытым компьютером, который потеснил всю косметику. Майя смотрела на неё, не понимая, откуда та взялась. Птица не моргая смотрела на Майю.

Однажды к ней уже залетала птица. Было это так давно. В десятом, выпускном классе. Тогда к ее квартиру прямо с мороза залетел через форточку маленький волнистый попугай. Нахохлившийся как воробышек, он долго отогревался где-то на серванте. Затем спустился и даже поклевал хлебные крошки. Бросить объявление в виртуальное пространство в поисках хозяина улетевшего на свободу попугая не представлялось возможным, интернет ещё не придумали. И попугай, который оказался самочкой с новым именем Лана, полгода занимал мысли Майи. Нужно было убирать клетку, стричь ногти, обрабатывать клюв, покупать корм. А еще нужно было найти ему мальчика, потому что волнистые попугайчики, как оказалось, не живут в одиночку. Семейные отношения для них важны. Накануне выпускных экзаменов родители нашли пару для Ланы, передав ее в другую семью и освободив Майю от лишних забот. С тех пор орнитология никогда не входила в круг ее интересов, разве чаек покормить иногда во время морского круиза.

А что же это за птица? Черные с белой полоской крылья, острый ярко-желтый клюв, внимательный взгляд. Так и хочется сказать, прищуренный. Но разве птицы умеют прищуриваться? И вообще, каким образом, она попала в ее комнату? Вечером Майя всегда проверяет, чтобы сетка от комаров на балконной двери была закрыта. То есть, и комар нос не подточит, не просочится ни в одну щель, а тем более, птица вполне солидных размеров. Может быть, сегодня она забыла закрыть сетку, когда выходила на балкон покурить?

Уже несколько дней все жизненное пространство Майи сужено до размышлений о нем и о себе, о себе и о нем. Кажется, что это болото мыслей засосало ее навсегда. И никогда не выбраться из липкой вязи. Вокруг нет людей, нет интересных книг, нет добрых кинофильмов… Зато, вдруг появилась эта странная и развязная птица, с независимым видом прыгающая по клавиатуре компьютера.

— Не спится? – неожиданно для самой себя спросила Майя непрошенную гостью. Ну смешно же, пытаться беседовать с крылатым, явно неговорящим существом.

— Это тебе не спится, — вздрогнув, услышала она ответ. В голосе птицы звучали участие и насмешка. Впрочем, Майя никогда не умела улавливать настроение по голосу собеседника. И сейчас ей, в принципе было все равно, как звучит голос птицы.

Только этого ей не хватало, беседы не известно с кем!

— Вы не очень вежливы, — осторожно заметила Майя

— А на ты не перейдем? — спросила птица, — и не дожидаясь ответа, сказала – Вежливость – удел королей. Я из другого сословия.

— Ого, — удивилась про себя Майя и решила поинтересоваться: — где же вы получали воспитание, любезная?

— Не ерничай, — был птичий ответ.

Птица переступила с ноги на ногу и неожиданно громко икнула.

— У меня многостороннее воспитание и образование. Тебе и не снилось.

— А в данные момент вы мне снитесь?

— Я снюсь? Еще чего не хватало. Нет, милая, я никому не снюсь. Это был бы вообще кошмар.

**

Кошмара в жизни Майи хватало и без этого странного существа, даже без ремонта. Как же получилось, что вся жизнь скукожилась до интереса к одному телефонному звонку, к одному письму в чате, к одному человеку, который заслонил собой огромный мир? Сам он уже давно не рад этому. Потому что в его жизни Майя может быть. А может — и не быть…

Влажный морской ветер залетел вместе с птицей, руки покрылись липкой прохладой. Хотелось закурить и … еще хотелось, чтобы скорее наступило утро. Утром она решится и снимет эту работу с  мольберта, пусть даже не законченной, и возьмется наконец за давний заказ, который никак не выполнит, нарисует спокойный натюрморт, пионы на подоконнике, а за окном яркие краски чужого лета. Не ее…

Птица ухмыльнулась, или это показалось Майе, и недовольно хмыкнула, явно приглашая к продолжению беседы. Перешагнула через пудреницу, зацепилась за стакан воды, который Майя обычно ставит на туалетный столик. Только этого еще не хватало, ручеек растекся в приличное озеро, в котором оказались коробка теней, помада и пачка сигарет.

— Сорри, — сказала птица. Неудачно прогулялась здесь, тащи салфетки, быстро уберем.

— Послушайте, — сказала Майя, — я готова убрать сама, лишь бы вы убрались отсюда.

— Что же тебя гостеприимству не научили? – вдруг запричитала птица, глядя круглыми глазами в упор на Майю, — ты разве не знаешь, что дверям закрытым грош цена, а замку копейка? Поздно прогонять, лучше загадай чего-нибудь, может выполню.

— Да, — скривилась Майя, — сказки о золотых рыбках мы уже проходили, а вот Золотая птичка впервые встречается…Курить хочу, — обреченно добавила она.

— Кури, – одобрила птица.

— Уже несколько дней не выходила из дома, а последнюю пачку вы сейчас в луже утопили.

— Звыняй, — тоненьким плачущим голоском пропела птица. Голос ее преображался мгновенно, просто поразительно.

А что ответить этой вороне? Впрочем, на ворону залетевшее существо похоже не было. А птица между тем, продолжала прохаживаться по туалетному столу, периодически поклевывая какие-то засохшие крошки, явно вчерашней пиццы, которой Майя пыталась скормить свою бессонницу.

— Не убираешь, — сказала она, прокашлявшись, голосом, очень напоминающим голос Майиной бывшей свекрови — что за беспорядок у тебя здесь, не только птицы к тебе прилетят, разведешь муравейник еще.

Не ответив, Майя вышла на балкон, чтобы отключиться от этого наваждения, может, постояв здесь, она вернется в комнату, уткнется в подушку, и никаких паранормальных явлений больше в ее доме не будет.

И на самом деле, птица исчезла. Ни за мольбертом, ни на столике её не было. Конечно, долго такое состояние продолжаться не может, испарилась она, туда ей и дорога.

Но как же тянет покурить! Эта косолапая ворона оставила ее без всякой надежды хоть на одну сигарету, опрокинула воду, обругала за беспорядок. Тьфу, надзирательница нашлась!

Если долго смотреть в одну точку, то может быть, сон все-таки придет? Он бродит где-то на границе залива, укутанного по утрам в молочный туман, заползающий в окно ее седьмого этажа. Хоть в кофе добавляй. Но Майя давно пьет черный кофе без молока и без сахара. Седьмой — счастливый этаж, так он говорил. Впрочем, она бывала здесь счастливой. Когда-то на этом балконе они вместе пили кофе из одной огромной чашки. Так он любил…

Но счастье слишком динамично, чтобы задерживаться на ее этаже, за ним подолгу нужно стоять в очереди. Жаль, что талончики не выдают. Майя вернулась в спальню и прилегла.

— Лови, — услышала она голос птицы, и на подушку приземлилась маленькая пачка ее любимых ментоловых сигарет «Вог».  Самое удивительное было в том, что знать об этом птица ведь никак не могла. Сигареты, которые она залила, были другой марки.

— Откуда вы это притащили? – поразилась Майя

— Да у меня в соседней лавке кредит, — ответила птица. Майе даже показалось, что она ухмыльнулась, но разве птицы способны на это. Впрочем, в эту ночь удивляться можно было многому. И возмущаться тоже…

— Так вы же воровка, — пришла в ужас Майя

— Заплатишь потом, — сказала птица, — когда-нибудь же выйдешь из своей тюряги, в которую себя засадила.  Лавку Шмулика на углу знаешь? Ему деньги вернешь.

Майя укоризненно пожала плечами.

— Но ведь я тебе угодила! – иронично добавило это желтоклювое чудо в перьях, — верно ведь?

— Верно, — призналась Майя, — любопытное вы существо, однако.

— Я ж тебе обещала, — обрадованно пропела птица, — со мной скучно не будет.

— А я думала, что только сороки воруют, — рассмеялась Майя. Кажется, в первый раз за все это время.

— А что делать? — рассудительно и важно произнесла птица, — по совместительству иногда приходится быть и сорокой, и божьей коровкой даже. А в принципе, мы ведь и не познакомились. Зовут-то тебя как, страдалица?

— Майя

— Э!! Да мы почти тезки! А я – Майна.

Еще и почти тезки… Час от часу не легче. Не так давно Майя читала, что в Израиле появились новые птицы, желтоклювые майны, активно воюют за место под солнцем Земли Обетованной, размножаются в геометрической прогрессии. А у друга её сына Лиора они свили на балконе гнездо и не подпускали к нему никого. Только эту наглую птицу в ночные спутницы ей не хватало!

Сын спал сегодня у отца. Раз в две недели им полагались встречи. Не то чтобы отец настаивал или Лиор рвался к нему. Все делалось «как надо». Раз полагается, значит встречаются. Едят в какой-нибудь фалафельной, затем очередной боевик с попкорном в кинотеатре. А далее, вечер под телевизором, с мобильником в руках, у каждого — свой.

Но сегодня это было очень кстати. Ей вдруг захотелось простора, воли, хотелось сбросить надоевшую пижаму, хотелось делать глупости. Это неожиданное состояние свалилось на ее голову вместе с появлением странной птицы.

— А выпить у тебя не найдется? – вдруг спросила Майна, — в горле пересохло от ваших хамсинов.

— Можете воду попить из лужицы собственного изготовления, — съязвила Майя. Она наконец с удовольствием закурила и любовалась серебряным дымом, который таял в кружеве ее темных волос, спадавших на плечи.

— Обижаешь, начальник, — отозвалась птица, – а чего-нибудь покрепче? Воон, вижу у тебя на шкафу ликер кофейный. Майя неохотно встала, пить ликер ей сейчас не хотелось, но сопротивляться этой странной гастролерше тоже не было никаких душевных сил. А может, впрочем, и лучше выпить?

Ликер был, правда, не кофейный, а шоколадный, ее любимый. В пробочку Майя налила пару капелюшек для птицы, а себе — в подвернувшуюся чашку с пейзажами Климта, привезенную им в подарок из Праги. Он знал, как она любит полотна Климта, хотя сама рисует в другой манере. А в мире налаженный бизнес, Климта штампуют везде, на ручках, чашках, футлярах для очков и компьютерных ковриках.

Наглая птица надолго замолкла, даже глаза закрыла, дегустатор пернатый, птичка – алкоголичка.

— И давно спиртным увлекаетесь? — вкладывая всю патоку в голос, спросила Майя.

Однако Майна в долгу не осталась. Она встряхнула перья и возмущенно заявила:

— Что ты обо мне думаешь? Я не алкаш какой-нибудь, а истинная гурман-сомелье!

— Вот, часом от часу не легче…

И, действительно, не было легче. Потому что после дегустации эта гурман-сомелье, расслабившись, наглым голосом заявила:

— Ну, излагай!

— Что вы сказали?

— Чего не спится-то, небось, милок кинул?

— Да что вы себе позволяете? Нет, я точно сошла с ума, разговаривать с вороной!

— Эй, полегче на поворотах, ещё раз вороной покличешь — глаза выклюю! Я — Майна, сказала ж тебе!

— Я вообще предпочитаю, чтобы мне в душу не лезли ни наманикюренными ногтями, ни острыми когтями.

— Ишь ты, какая нежная, — то ли восхитилась, то ли возмутилась Майна, — да только не понимаешь ты одну вещь, нельзя все в себе держать, ни радость, ни тем более горе. Или сопьешься, или повесишься, в лучшем случае с ума сойдешь. Оно тебе надо?

Надо ли это Майе? Совсем недавно ей казалось, что самый лучший выход – не быть. Останавливали дети. Дочь, конечно, не пропадет. Позади армия, и сегодня она работает вдали от дома. А вот Лиор — куда он без мамы в свои 14? Старается казаться независимым, а сам без ее совета и поддержки моментально теряется. Маменькин сынок. И Майя вставала каждое утро, продолжая жизнь, которой не было…

Неужели эта птица еще и угадывает мысли?

Но Майна вдруг произнесла полузабытым голосом бабушки, которую Майя очень любила:

— Жизнь, она тебе что, два раза будет выдаваться, сейчас закончишь репетицию, потом генеральную, а там, глядишь, и сам спектакль на бис? Дура ты, вот сейчас прямо не живешь, а когда же жить то будешь? Может пора уже? И зачем тебе эту боль в себе держать. Вот еще на мою голову мазохистка очередная, — добавила Майна, неожиданно поменяв полутона, и голос ее приобрел нотки старого профессора психологии, друга ее родителей.

— Пора? Неужели именно этих слов не хватало Майе, замкнувшейся в своем решении не жить без него.

— Я расскажу, — неожиданно послушно сказала она

— Ну вот и умница, — обрадованно взмахнула крыльями Майна, только раньше налей мне еще ликерчика, вкусный он у тебя.

Она заворковала над пробочкой, опустив в неё клюв. Потом, прочистив его, посмотрела на молчавшую Майю и спросила в лоб:

— Решено, будем делиться болью?

***

Они познакомились на вернисаже, совместной выставке художников-репатриантов. Выбором организаторов, двумя её пейзажами и натюрмортом, Майя была недовольна. Они явно проигрывали другим представленным работам. Во всяком случае, перфекционистка Майя так решила, и настроение было ниже плинтуса.

Как же она удивилась, когда к ней подошел невысокий светлоглазый человек и сказал, что приобретает оба пейзажа за цену, которая была указана в каталоге. Майя-то считала ее завышенной, и поставила её в угоду старшей дочери, юной бизнес-вумен, уверенной, что она знает все.

Но он купил, подняв самооценку Майи в поднебесье. Не только из-за денег, которые ей были очень нужны. Для творческого человека, быть кому-то нужной вместе со своими красками, с настроением, которое то льется дождем на полотнах, то улыбается солнцем, важнее. Востребованность, это ведь состояние праздника!

А дождь, кстати, лил, этакий непредсказуемый ноябрьский дождь. В любом случае, Майя зонтик на открытие выставки не взяла. В маленький лакированный клатч он бы не поместился. И ждало теперь ее длинное путешествие в другой конец города под разверзнушимися хлябями небесными.

Как же он догадался тогда, подождать ее в машине, прогудеть, чтобы она обратила внимание и даже выскочить под дождь, чтобы Майя не успела уйти? Они долго ехали тогда в пробках, городские дороги не выдержали первого в сезоне натиска стихии. Казалось, что за этот час они узнали друг друга, как если бы прожили вместе всю жизнь.

Закон жанра… Он не смог подъехать близко к ее дому, дорожники перекрыли движение, и отдал ей свой зонт. А потом нужно было вернуть зонт, как новогодний веник Жени Лукашина.

Да, его звали Женя, удивительное совпадение. Но здесь, в Израиле, имя звучало громко и безапеляционно – Евгений. Наступила новая пора в жизни Майи. Такой яркой осени не было в ее жизни до и не будет после…

Майя замолчала, рассказ давался ей тяжко, хоть и был, наверное, тривиальным.

— Ушел? — грустно покачала головой Майна. Все это время, она, казалось, безучастно слушала Майин монолог, а ведь нет. Оказывается, слушала вполне внимательно, — и чего ему с тобой не хватало?

— Разнообразия, — грустно улыбнулась Майя. Зажигалка в ее руках заблестела тоненьким прозрачным огоньком, освещая хрупкие нервные пальцы без следа маникюра — но я ведь этого не знала…. Мне казалось, что я у него навсегда. Я и его жена…

— Ого!  — нараспев сказала Майна, — а это разве не воровство?

— Это любовь, — Майя покачала головой, отбросив с лица пряди волос. Знаете, что это такое? Безусловная любовь и вера, что так теперь будет всегда. Подаренная тебе вера. Но оказалось, что она была временной. До сих пор не могу привыкнуть к этому.

***

Ей сейчас было бы очень кстати услышать слова поддержки, чтобы кто-то погладил её по голове, а она бы смогла заплакать. Но Майна заявила в ответ:

— А с чего ты взяла, что его жена, прознав бы про вашу интрижку, не плакала? Ее, значит, тебе не жалко?

— Это была не интрижка,- обиженно прошептала Майя.

— Тебе любовь, значит, и серенады при луне, а ей носки стирать?

— Стиральная машина стирает, — хмуро отрезала Майя.

— А вообще, он тебе обещал вечной любви? Вот как на духу, он обещал или ты возомнила?

— Разве любовь обещают? Разве её дают или берут? Она приходит сама, когда придётся, и в холод, и в жару! Но я её не звала, так мне выпало!

— Выпало ей, понимаешь! А теперь счастливый билетик пропал, дальше надо жить, полагаясь на себя, на свой разум!

— Разум… Сразу видно, что сами разумом несколько обделены. Разве любовь и разум когда-нибудь сопровождали друг друга? Да, впрочем, вам этого не понять!

— Уже хорошо, что ты это понимаешь, — сказала Майна важным тоном, — значит, не все с тобой потеряно. Только лодочка любви, того, отчалила. Пора бы уж, голубушка, все-таки за ум взяться.

— Вы же не можете знать, что этот человек значил для меня. Что вы вообще понимаете в любви, желтоклювый психолог! Можете ли вы понять, что день начинался им, и заканчивался им? Его словами, его цветами, его прикосновениями, которые я чувствовала даже на расстоянии.

Майна тяжело переступила с лапы на лапу, посмотрела по сторонам, как будто вокруг нее университетская аудитория с сотней прикованных к ней глаз, а не единственная измученная бессонницей женщина, и взмахнула крыльями, как дворовые бабульки у подъезда взмахивают платками.

— Кисанька, — сказала она журчаще проникновенным голосом, — это всё хорошо, но ведь и дальше жить надо, в магазин ходить, детей растить… Ты ведь хоронишь себя тут почём зря! Эээ, ты смотри, как у тебя руки дрожат!

Майя тщетно в слезах пыталась включить зажигалку. Непослушный огонек моментально гас. Нервно махнув рукой, она продолжила:

— Все равно жизни без него нет. Воздуха нет, понимаете? Я пыталась, сбежать от него, то есть, наверное, от себя. Уехала в отпуск. И чем занималась там? Ждала его мейлов, его писем…Каждое мгновенье проверяла, появился ли он в чате. Да, я понимаю, на мне ответственность за детей. И несу ее. Они даже не чувствуют, что происходит со мной.

— Тебе так кажется?  Ох и дурная же ты. Посмотри на свое лицо. Да у тебя физиономия самоубийцы перед петлей. Думаешь, дети не видят, не чувствуют?  А клин клином вышибать не пробовала?

— Влюбиться, что-ли? – горько улыбнулась Майя.

— А что, это мысль! —  засвистела обрадованно Майна, — но я сейчас не о том речь веду, это к тебе само придет. Она шустро перелетела и села на подрамник сверху.

— Мало того, что вы вылили воду на стол, испортив мою косметику и сигареты, теперь вы собираетесь опрокинуть мою картину? – возмутилась женщина

— Да нет, — нараспев ответила Майна, — не такая я и растяпа. Творчеством твоим любуюсь. Между прочим, не так давно, — хвастливо добавила она, — мне пришлось проводить время в обществе одного художественного критика. Тоже дама не спала по ночам из-за несчастной любви.  Всю ночь писала рецензии, я их читала за ее спиной. Я, того, если хочешь, могу тебе протекцию составить.

Майя даже закашлялась, настолько фантастически звучало это предложение. А Майна тем временем продолжила:

— Ты мне лучше скажи, когда ты в последний раз рисовала? Вот по картине же вижу, что ты талантливая. Дай-ка только лучше рассмотрю.

Майна свесилась головой вниз, рассматривая технику мазка.

Это было так неожиданно, так смешно и непринужденно, что Майя рассмеялась. Ночь, беседа с говорящей птицей, незаконченная работа, пустые холсты. Что с ней?

— Да, ты умница, — воскликнула Майна, — но тут куча пыли! И вообще, есть пара мест непроработанных, особенно в верхнем левом углу.

— А как вы угадали !? — у Майи зазвенел голос. Слезы она вытерла прямо ладонью. Рядом с ней существо, которое чувствует и понимает ее, именно тогда, когда, казалось, что в жизни ее теперь никто не поймет. – Да, эта картина нуждается в доработке. Я думаю об этом. Но пока ничего в голову не приходит.

— Может вместе подумаем, полегчает тебе, — заботливо сказала Майна, в голосе ее вновь зазвучали забытые нотки бабушкиной речи, — а лучше расскажи, как тебя рисовать потянуло?

Вы интервью у меня брать решили? — удивилась вопросу Майя, — А, впрочем, — оживилась она, — мне кажется, что я рисую всю жизнь. Знаете, есть такое состояние, когда сжимается сердце, потому что не можешь высказать, что лежит на нем, и ты спешишь к мольберту. Странно, но именно кистью и красками пишутся твои мысли, твои тайны. Они складываются в замысловатый узор, распадаются на миллион крошечных мазков, и вновь обретают форму. Эту магию нельзя объяснить, но она присутствует в полотнах каждого настоящего художника. Я знаю, без нее не получится картина, а будет лишь профессионально сделанная работа.

— А эту твою работу, то есть картину, ты заканчивать все таки собираешься?

— Хотелось бы, — неуверенно ответила Майя, — мне трудно дается эта картина. Особенно трудно. Словно, завершив ее, я отпущу и мысли о нем. А что будет в жизни дальше?

— Вот и ладушки! — обрадованно воскликнула птица, встрепенувшись —  А сейчас послушай Майну, поверь, я достаточно налеталась из дома в дом, встречая таких горемык, как ты. Сказать тебе, что дальше? А дальше, все проходит… А еще, скоро наступит утро, и я улечу.

— Почему? – в первый раз Майя почувствовала сожаление от мысли, что ей придется расстаться с птицей

— Я из тех птиц, которые улетают с рассветом.

— Ты вернешься? – спросила Майя

— Ого! — восхитилась Майна, — так мы все-таки перешли на ты? Вдруг голос ее изменился, напомнив ироничный голос дочери, когда она пытается вникнуть в личную мамину жизнь.

— Не знаю, — сказала Майна, — говорю тебе честно. Может, вернусь. Но тебе было бы лучше, если я забуду дорогу к тебе. Кстати, а у тебя часом вода не льется в ванной? Слышу, капает что-то.

Почему-то птица эта действовала на Майю совершенно магически, и она отправилась в ванную комнату. Голова раскалывалась.

Нет, кран был закручен. Смешная купальная губка – рожица, сморщившись, лежала на полке, рядом открытый ароматный шампунь. Она встала под прохладный душ, закинула голову, длинные волосы каштановой шелковой лентой упали на спину. Вода стекала на затылок, струилась по тонкой шее с маленькой родинкой, спускалась по гибкой спине, вызывая странное покалывание и мурашки, а потом внезапный прилив сил и энергии. И тогда Майя направила душ прямо на лицо, смывая с него все прошлые жизни, все накопившиеся обиды. Грудь, руки, бёдра так нуждались в этой порции свежести. Вдруг на лице безо всякой причины появилась улыбка. Майя закрутила кран душа, и достала из бельевого пенала пушистое полотенце, которое дети подарили ей к последним праздникам, оно было в симпатичных цветных смайликах.  Щеки порозовели, она чувствовала это по приливу крови. Хотелось бежать и что-то делать… Жить!

За балконной дверью узкой оранжевой каймой вставал летний рассвет. Комната оказалась пуста, птицы не было нигде, даже пробочка, служившая Майне рюмкой, оказалось вновь на горлышке бутылки.

Еще вернется, подумала Майя.  Она распахнула в спальне тюль, полностью открыла жалюзи, чтобы комната наполнилась светом и воздухом. У неё появилась идея, как закончить картину, родился этот последний заветный мазок. Она чувствовала, что нашла его!

Осторожно обдумывая этот последний штрих, так думают поэты над последней строкой, чтобы не расплескать настроение, Майя смешала краски на палитре, подошла к работе, установленной на мольберте. О, боже! В углу картины, вдали, над Тель-Авивскими небоскребами, птица Майна машет на прощанье крылом…

В дверь кто-то настойчиво постучал. Неужели бывший муж засветло привез Лиора домой, ему что, тоже не спится?

Но на пороге стояли бодренькие для раннего утра мужички с инструментами, и замотанная спозаранку Хана, с извиняющимся лицом. Нужно начинать ремонт. А может быть, это даже к лучшему.

Июль 2017 г.

* Как иллюстрация к рассказу, использована картина Виктора Кинуса «Уголок Яффо»