Из книги прозы «Русские корни» 

                                                                    Посвящается незабываемым первым месяцам                                                                     прямой абсорбции модели 1990 года.

Говорят, что сезон дождей в Израиле заканчивается в феврале. Но из каждого правила вытекает исключение. Был уже апрель…

Без четверти восемь утра Лена обнаружила, что катастрофически проспала. Свернувшись улиткой, на раскладном кресле, спал Дениска. Лицо его было сосредоточено. На лбу зеленела ссадина от велосипедного падения. Через пятнадцать минут начинались занятия в школе и в ульпане. Она быстро натянула джинсы и свитер, при этом все время, тормоша Дениску, который отказывался просыпаться.

А сколько планов осталось неосуществленными  на это утро! Повторить новые глаголы, погладить блузочку, чтобы сменить приевшийся свитер, позвонить за Валерку по объявлению о  работе, записать Дениску к стоматологу, и было еще что-то очень важное. С шести до семи утра она обдумывала свои планы, а когда собралась вставать, то неожиданно заснула.

Лена надела на длинную Денискину шею цепочку с ключом, положила на школьный рюкзак часы и подтолкнула его к умывальнику. Часы были скорее для самоуспокоения. Чувством ответственности Дениска не был обременен. «Чай и творог на столе, — сказала ему  Лена и добавила, — я предупрежу в школе, что ты опоздаешь».

Проспала Лена из-за хронического недосыпания. Валерке неожиданно подвалила работа. С шести до восьми часов утра он разгружал на строительстве мешки с цементом. Это было здорово, потому что почти не страдал ульпан, потому что на этом строительстве платили больше, чем в пекарне, и потому что после Валеркиного полудепрессивного состояния ему просто необходимо было встряхнуться.  Обычно Лена вставала вместе с ним, а когда он уезжал на собранном вручную велосипеде, напоминавшем «конька – горбунка», она ложилась еще на час. И вот сегодня проспала.

Хмурое апрельское утро напомнило картинки из доизраильского прошлого. Воздух был неожиданно свеж. Лена вдохнула  глубже и ускорила шаг. До первого урока в школе оставалось пять минут.

… Позавчера Денис пришел с занятий, положил рюкзак и слишком внятно произнес: «Я в школу больше не пойду».

— Ты переутомился от учебы? – полушутливо спросила Лена, хотя по голосу сына поняла, что шуткой здесь не обойдешься.

— Они меня бьют.

— Кто это – они?

— Ицик и Эйяль.

— А ты?

— А что я могу один против двоих, — рассудительно ответил сын.

— Дай сдачи каждому в отдельности, — предложила Лена.

Это был удар ниже пояса. Дениска обиженно засопел, и она, как всегда, пожалела его. Он был рослый, но худенький мальчик. Губы его сохранили детскую припухлость, а щеточки ресниц  не по-мальчишески украшали лицо.

— Я боюсь их, — тихо ответил сын. Это была правда. Лена знала, что он совсем не умеет драться. В нем не было напора крепких сбитых мальчишек и отчаяния худых, но жилистых ребят. Он просто прикрывал лицо руками и неумело отмахивался. И у Лены обрывалось все внутри, когда она думала не о нем, сегодняшнем второклашке, а о том, каким он будет через несколько лет, в период самых жестоких мальчишеских драк.

Она не показала вида и сказала ему: «Завтра все будет в порядке. Не общайся с ними, — и добавила собой же заезженную фразу, — или пересиль себя и постарайся дать им сдачу».

— Им может дать сдачу только Шлема. Но он не хочет, — задумчиво сказал сын. Шлему в Союзе звали Димой. Он был самым старшим во втором классе.

— Ты сам должен быть способен постоять за себя, — не очень убедительно сказала Лена.

Но на следующий день все повторилось.

— Они бьют меня из-за зеленки, — сказал Денис.

Лена округлила глаза: «Я не понимаю…»

— Что ты нее понимаешь? – взорвался сын – здесь нет зеленки. И зачем ты меня ею перемазала!

Теперь стало все ясно. Был найден повод. Сперва шли безобидные вопросы: «Это шапка ми-Руссия, а туфли тоже ми-Руссия?» Очевидно, зеленка переполнила их интерес к Денису. А сын пыльными пальцами тер глаза: «Эйяль меня караулит, а потом вместе с Ициком бьет меня, и  специально – сюда» — он показал на разбитый лоб.

У Лены бешено заколотилось сердце. Она сдержала себя и пообещала: — «Завтра я разберусь с этим Ициком»

Сегодня и было вчерашнее «завтра», и она опаздывала на выяснение отношений. Подготовленная ночью речь забылась с последним сном. Лена решила действовать по линии наименьшего сопротивления: переговорить с учительницей и Шлемой, чтобы тот по необходимости защитил Дениску.

Ее всегда трясло от жестокости, и в ушах до сих пор звенела последняя фраза сына. Она вбежала во двор школы со звонком и на входе увидела Ицика, про которого даже учителя говорили, что он «что-то». Это был белобрысый мальчик с роскошными миндалевидными глазами. Он прыгал по ступенькам и Лена, не задумываясь, притормозила его. Ицик оказался зажатым в углу между этажами, а у нее вдруг вылетел из головы весь словарный запас иврита.

«Если ты и Эйяль, — Лена тяжело переводила дух и глаголы в будущее время, — если вы еще обидите Дениса, я обещаю, что будет очень плохо». Она состроила еще несколько примитивных фраз, взывая к совести Ицика. На удивление он стоял мирно и не корчил рожи. «Ты меня понял? – спросила Лена и безграмотно добавила, – чтоб этого больше  не было».

Она казнила себя за то, что забыла кучу важных слов. Хотелось выругаться на родном языке, что она и сделала, послав про себя всех к черту и решив сегодня больше переговоры не вести.

В ульпан она опаздывала. Валерка, наверное, уже на занятиях, сонно смотрит на доску. Там мирная стерильная обстановка. Все говорят по-русски, и, наверное, учительница скоро заговорит на нем. На переменке все пьют чай и решают одни и те же проблемы.

Дождь, закованный этим  апрельским утром в нависшие тучи, наконец, вырвался на волю и разгулялся, настоящий тропический ливень. Он нагло забрался Лене в резиновые сапожки. Она открыла зонтик и перебежала через дорогу. Кто-то окликнул ее, и высокий смуглый парень отделился от стены. Мокрый капюшон закрывал его лицо. Он показал на зонтик и жестом попросил разрешения идти рядом. Она кивнула и подняла зонтик под его рост. Промелькнула мысль, а по дороге ли ему с ней. Но они уже свернули на улицу, где находился ульпан.

«Как тебя зовут?» — спросил он на иврите. Лена коротко ответила и вдруг почувствовала его руку на плече. Она сбросила ее и ускорила шаг. Только сейчас она поняла, что зонтик не нужен в такой дождь. Он захлестывал все вокруг, мокрые волосы мешали смотреть, джинсы, наполненные влагой, шуршали, а парень вдруг схватил ее и громко зашептал на ухо: «Лена, Леночка, идем со мной». Она оттолкнула его, но он не отставал, пытаясь поцеловать, жарко и противно дышал: «Секс, секс, много фильмов про секс. Тебе будет хорошо, Леночка. Много денег.…Пойдем…» Он продолжал говорить что-то, а Лена не могла ничего ответить, забыв все слова. Одной рукой она держала зонтик, другой отталкивала парня, теснившего ее к забору какого-то дома. И тут ее прорвало: «Сволочь, — закричала она  сквозь дождь, почувствовав, что только на русском сможет выплеснуть тот  ком, который перекрыл ей дыхание, — подонок!»

Она бросила зонтик на землю и со всей силы дала ему пощечину, рассыпавшуюся брызгами. Парень не понял ни слова, но, схватив ее за руку, зло бросил в лицо: «Шлюха! Все вы из России – такие!» и плюнул ей под ноги. Впрочем, плевок слился с тяжелыми каплями дождя. Лена побежала, парень кричал ей что-то вслед, и, слава Богу, она не понимала – что. Она бежала по лужам новой родины и вытирала, точно как ее сын глаза.

Когда дыхание перехватило от бега, Лена обернулась. На улице никого не было. И она заплакала, просто так, не понимая почему. Наверное, от того что Валерка вместо изучения органического синтеза грузит цемент, от того что Дениску бьют за российскую зеленку и оттого что ей все равно не хватит слов, чтобы все это выразить на иврите.

Был четвертый месяц абсорбции.  Дождь не прекращался. Лена шла в ульпан. Возможно, она еще плакала, но разве можно это увидеть в такой ливень…

***

Через четыре весны Лена и Валера купили квартиру. Водитель перевозки подождал, пока выгрузили вещи, и уехал, а Валерины сотрудники из лаборатории  химкомбината, молодые смешливые ребята, азартно вошли в роль грузчиков. Денис старался от них не отставать.

Лена ждала ребенка. Будущий жилец новой квартиры непрерывно толкался, и Лена прислушивалась к его уже темпераментному характеру. «Тучи, — крикнула она  ребятам, — надо скорее вещи переносить под навес».

Денис посмотрел на небо и снисходительно сказал на иврите: «Ну, разве это тучи, мама? В Израиле в конце апреля серьезных дождей уже не бывает».

1996 г.