Спасибо за эти слова «Хорошо бы нам всем научиться быть счастливыми. Научиться видеть свет…И помнить этого Человека.»

 

Осмелюсь дополнить замечательные слова Великого Человека: счастье придёт к грядущим поколениям по следам людей, чьи ценности совпадают с ценностями Януша Корчака. Я родилась в мирное послевоенное время, но с детства запомнила рассказ мамы о женщине, матери, которая сделала то же самое, что и Корчак, но для своего единственного ребёнка.

 

Моя мама эвакуировалась с пятилетней дочкой, моей старшей сестрой, незадолго до прихода фашистов в Харьков и соседний Белгород. Её лучшая подруга убеждала не делать этого:  «Муж уходит на фронт. Куда ты поедешь с маленьким ребёнком, стариками-родителями? На улице осень, уже дождливо и холодно, вы пропадёте в дороге. А дома у тебя и крупы, и мука, и печь топится. Ну не может быть, чтобы немцы — культурная нация, образованные люди — творили такие ужасы, о которых ходят слухи».

Маминому мужу потребовался один день перед уходом на фронт, чтобы заставить её отправиться в тяжёлый, опасный, с бомбёжками по дороге, но в конечном итоге спасительный путь в Узбекистан. Погибли на фронте мамин муж и родной брат. Погибла многочисленная родня, которую «культурные» немцы живьём закопали в яру или сожгли в сарае вместе с другими жителями многочисленных еврейских местечек Хмельниччины, откуда мама родом, вместе с русскими, украинцами, чьи мужья, братья были офицерами на фронте и коммунистами.

Ведь, к несчастью, было немало и тех, кто стал полицаями и услужливо указывал фашистам на такие семьи.

 

Вернувшись из эвакуации, мама встретилась со своей любимой подругой Шурочкой. Та рыдала и говорила, что никогда не простила бы себе, если бы мама, послушав её совета, не уехала и не увезла семью. Она рассказала, что происходило и в Харькове, и в Белгороде, когда вошли фашисты. Они согнали в огромный сарай не уехавших в эвакуацию евреев и семьи коммунистов, офицеров ( всё по тому же сценарию, что и везде).

 

В числе подлежащих сожжению была и очень красивая молодая женщина с таким же красивым глухо-немым сыном. Мама прекрасно помнила их по довоенной жизни. Женщина была необыкновенно хороша собой, к тому же она была русской, поэтому немецкий офицер, командовавший акцией, сказал ей, что она не обязана идти в этот сарай, но ребёнка должна туда отправить, потому что его отец — еврей, коммунист и офицер Красной армии. Женщина молча вошла в сарай с сыном и погибла вместе с ним. А её муж и отец ребёнка вернулся с фронта живым и услышал от соседей, как погибли его жена-красавица и сын.

Этот рассказ, как и многие другие, я, будучи маленькой девочкой, всегда слушала с замиранием сердца, когда мамина подруга Шурочка приезжала к нам в гости. Оставшись вдовой, мама после войны вышла замуж во второй раз. Так родилась я. Прекрасно помню разговоры двух подруг. Чаще всего они вспоминали свою довоенную жизнь и военное время. Шурочка рассказывала о страшном времени оккупации, а мама о том, как им жилось в эвакуации. Моя старшая сестричка, если была дома, всегда добавляла свои детские воспоминания об Узбекистане.

 

Я смотрю на фотографии, где дети льнут к Янушу Корчаку как к своей последней надежде и думаю, что, предав этих детей, не отправившись вместе с ними в их последний путь, Корчак бы не смог потом жить. Так же, как и матери, умереть, прижав к себе сына, было намного легче, чем жить, предав его. Это мне понятно.

 

Для меня непонятным остаётся другое: как могут люди и через десятки лет после той страшной войны продолжать уничтожать друг друга с таким упорством?