Рассказ был опубликован в иерусалимском альманахе «Огни Столицы»

***                    

03ч.07мин.

— Здравствуйте, вы попали на абонементный номер Майкла Свирского. Оставьте, пожалуйста, сообщение и я перезвоню вам.

03ч.49 мин.

— Здравствуйте, вы попали на абонементный номер Майкла Свирского. Оставьте…

04ч.15 мин.

— Здравствуйте, вы попали…

***

05ч.25 мин.

— Ты что-то хотела? – спросил Миша.

— Услышать тебя.

— Услышала?

Голос звучит любезно, пожалуй, даже слишком, на последнем взлетающем аккорде. Нота «си». В следующей октаве проявится скрытое, а то и явное раздражение. Я вторгаюсь на его территорию.

Его территория – это закрытая зона, где нет места усиленным признакам моего внимания. И потому я должна быть оттуда удалена, как «спам»,  ненужная электронная почта. Лучше уйти добровольно. Что я и делаю. Нажала отбой на мобильнике. Он не перезвонит. Мой сын.

Я хлебаю ложкой йогуртовый суп, полезно и некалорийно, и думаю о том, что он делает сейчас. Я просыпаюсь утром, смотрю на часы и мысленно желаю ему спокойной ночи, потому что за океаном полночь. Я ложусь спать и желаю ему продолжения хорошего дня.

На берегу моря, где далеко не летящей походкой я преодолеваю свои положенные шесть километров ходьбы, набирая в кроссовки песок и убегая от хитрющих внезапно-налетающих волн, я предоставлена исключительно себе и веду с  ним неспешные беседы в сопровождении западного ветра…

Я прошу его высыпаться перед занятиями, не пить ледяную воду, не ходить в сомнительные компании, не… Сколько всяких «не» я придумываю на ходу, чтобы предупредить, предохранить, оградить, его, моего сына, от всех опасностей на свете. Даниэль, которому я порядком надоела своими наставлениями, утверждает, что я несносная мать, но, знаю, где-то в уголке сознания он прислушивается к моему мнению.

Но Михаил в этих диалогах принимает участие только в моем воспаленном воображении, он не соглашается и не возражает. Он не знает о них, так же как не хочет знать о моем существовании.

***

Раздел имущества прошел без бурных эмоций. Мы не били тарелки, не выбрасывали с балкона электротовары в знак непримиримой борьбы. Квартира досталась мне, машина — ему, деньги поделили поровну, детей…тоже, поровну. Так получилось.… Я совершила Ошибку. И до сих пор расплачиваюсь за нее.

Фотографии лежали на столе, аккуратным веером, так что не заметить их было невозможно. Когда я вошла в дом, Анатолий бесстрастно держал перед глазами газету. Видел ли он в ней что-то, мне трудно теперь судить. Во всяком случае, когда я подошла к столу, Анатолий не повернулся ко мне. Я поняла все, взглянув на первое фото. Остальные можно было не смотреть. Я ушла на кухню и наполнила чайник водой. Чисто механически. Время для ответа растянулось до того мгновенья, пока перелетевший с нами в Израиль чайник не издал свой воинствующий пронзительный свист. Не потрудившись положить  пакетик заварки, я осталась на кухне, грея руки об стакан кипятка. Они у меня всегда стыли, когда я волновалась.

Анатолий ждал объяснений. А что я могла ему объяснить? Что не знаю, как  жить с человеком, который в упор не замечает меня даже сквозь прилично увеличивающие линзы. С человеком, который видит во мне домашнюю Золотую рыбку, с неограниченным кредитом исполнения его желаний. Чистая постель, поглаженная рубашка, аккуратный узел на галстуке, горячий кофе, не ошибиться  – две доли молока, одна – воды и пол чайной ложечки сахара. Утром на кухне он кивает мне и углубляется в расчеты, которые делает карандашом даже во время завтрака. Чтобы обратить на себя внимание, пришлось пару раз позабыть добавить сахар.…Анатолий просто не выпил кофе.

Я должна была гордиться Анатолием, все-таки, сколько ученых репатриантов в Израиле переквалифицировались в охранников и сторожей. А мой муж практически сразу после ульпана получил «стипендию Шапиро» и устроился на университетскую кафедру биохимии. Ему не пришлось мыть пробирки и записывать результаты чужих опытов. Он проводил  исследования сам и даже получил в помощь Нелли – юную стажерку химического факультета, которой тоже повезло, не уходя в свободное, часто бесперспективное плавание поисков работы, остаться на кафедре ассистентом доктора Свирского.

Я должна была гордиться своим мужем, но он все больше становился для меня тоже доктором Свирским. Да, чуть не забыла, в списке предоставляемых  удобств жизни со мной был пункт абсолютной тишины, когда Анатолий работает дома, то есть, пишет какие-то невероятные формулы, которые потом зачеркивает и выводит вновь. Этот пункт нарушали дети, особенно злостным нарушителем был младший сын.

Прошло столько лет, а я все еще не могу понять себя, разобраться в том водовороте событий. Когда мой муж перестал обращаться ко мне по имени, когда я перестала ласково говорить ему — Толя… Возможно, я никогда не обращалась к нему так… Может, он родился сразу в очках и с академической степенью. Просто я не заметила этого, когда была покорена великодушным предложением выйти за него замуж. «Ей повезло…» — слышала я за спиной. Родителей к тому времени уже не было. Как пишут в женских романах о  счастливых браках – они умерли в один день… только очень рано. Вернее, мама и отец утонули  во время романтического путешествия по Волге, в честь двадцатилетия их свадьбы. Ее затянула яма, он бросился на помощь и попал в тот же водоворот. Я тем летом закончила школу.

Анатолий ждал объяснений, еще лучше – извинений, слез. Уже давно естественным стало  в нашей семье, что во всем виновата я. Даже в том, что у него порвался презерватив и родился Даниэль. Потому что бракованные презервативы были куплены мной, а Анатолий не хотел второго ребенка. Лучше дать одному все по максимуму,  чем распыляться на двоих, утверждал он. Мишенька – его единственная слабость в доме, еще не понимал этого и радовался, когда я  сказала, что у мамы в животике новый братик. А я была счастлива. Я знала, что такое — остаться одной…

Руки согрелись. Я вернулась в гостиную и услышала голос Анатолия: «Оказывается, я завел у себя дома путану, которая путается, с кем попало. Ты не хочешь смотреть эти фотографии? Тогда увидишь их у моего адвоката. Я подал документы на развод в рабанут». И я поняла, что все рушится…

Я должна была броситься на колени и просить прощения. Я – вечно плохая жена, у которой плачет ребенок, подгорает мясо, и не получаются ровные стрелки на брюках. А теперь – еще и изменница, что доказано фотографиями, на которых —  я не с ним. Нужно было делать что-то, остановить накатывающийся на меня снежный вал, называемый бракоразводным процессом, сохранить семью.

Но я лишь смогла сухо сказать: «Сожалею, что так случилось».

— Ты сожалеешь? – прищурившись, спросил мой муж. Он, наконец, повернулся ко мне,  — Наверное, ты сожалеешь, что еще раз не переспала с этим мужиком. Не хочу знать его имени. А может, и не только с ним. Это видно по твоим шлюховатым глазам. И еще, теперь я совсем не уверен, что все дело в презервативе…

Я должна была сказать, что познакомилась с Йосифом в библиотеке всего три месяца назад, когда устроилась туда на полставки в отдел русской книги. Что никто до него не держал меня так за руку, не говорил такие слова, что жизнь вдруг показалась яркой и красочной, похожей на цветной сон, но все между нами закончилось. Эта связь была моей ошибкой…

А может, я должна была влепить своему мужу такую пощечину, чтобы он наконец-то почувствовал, какой груз я ношу  в душе уже много лет. Но я была слишком растоптана, слишком верила в его правоту и сказала лишь: «Делай, как понимаешь». Еще одна ошибка…

На первом этаже двухэтажного дома, торцом выходящего на центральную улицу, был расположен «Wedding Boutique»,  в витрине – шикарные свадебные платья, мечта каждой невесты. А на втором – адвокатская контора «Авирам  Шустер и сыновья». Шустер и его наследники были специалистами по семейному праву.  Может, и  свадебный салон  принадлежал их клану. Если люди не будут жениться, некого будет разводить.

— Послушайте, госпожа Свирская. Я должен с Вами кое-что обсудить по поручению господина Свирского. Ваш муж настроен бескомпромиссно и решительно не желает оставлять у Вас Михаэля. Ему уже пять с половиной лет. Анатолий хочет, чтобы ваш старший сын избежал пагубного влияния, которое может возникнуть из-за чужих мужчин в вашей жизни. Он больше не доверяет вам. Измена – это очень серьезный фактор для суда. Ваш муж обеспечивал вас, вы ни в чем не нуждались, а тем не менее, позволили себе связь на стороне. Что документально зарегистрировано. Не хорошо… Если вы будете противиться решению вашего мужа, он может лишить вас опеки над обоими детьми  и вам еще придется платить алименты….Госпожа Свирская, вы  меня слышите?

 

…Даниэль болел уже несколько дней, температура все время поднималась. Он был совсем слабенький, капризничал и  плакал. Врач выслушал его и сказал, что это новый вирус, надо ждать, когда наступит кризис и посоветовал не пичкать его сиропом, а делать жаропонижающие ванны. Особенно страшно мне было ночью, когда Даниэль стонал. Я набирала ванну и окунала малыша в прохладную воду.  Ему становилось легче, и он ненадолго засыпал у меня на руках. Я же не спала трое суток.

— Госпожа Свирская, Вам стоит согласиться с этим предложением. Так будет лучше и Вам и Вашему супругу. Как Вы справитесь одна с двумя детьми? Поверьте, и Михаэлю это будет только на пользу.

Поверьте…. Адвокат еще что-то говорил, доказывая правоту своих доводов. Мне было трудно сосредоточиться. Мыслительный аппарат после бессонных ночей  явно давал сбой. Я не ясно помню тот день, хотя должна была запомнить его на всю жизнь.  Не помню, или я поверила  красноречию Авирама Шустера. Знаю одно – я согласилась…

Анатолий переехал в Беер-Шеву, в местном университете открыли новый проект по его специализации. Я осталась в Хайфе. Первые годы Миша курсировал между югом и севером. Анатолий привозил его раз в месяц, резко звонил в дверь и, если на звонок бежал маленький Даниэль, гладил его по голове. Мишенька оставался играть в своей бывшей комнате. Даниэль, словно в гипнозе, ходил за ним, радуясь брату, как драгоценному подарку, но Мише было скучно, и он хотел папу. Там, в новой квартире в престижном районе Беер-Шевы у него был персональный компьютер, плейстейшн, бутерброды с икрой, на которую у меня не хватало денег. У него были кружки тенниса и плаванья, и частная школа, в которой занимались  дети состоятельных родителей. Мы с Даниэлем жили на мои ползарплаты библиотекаря и пособие от министерства национального страхования, и мои выезды в Беер-Шеву были очень редки. Я не задаривала Мишу дорогими подарками. Я читала ему книжки, покупала к его приезду приятные мелочи, я водила своих сыновей в местный зоопарк. Даниэль радовался эти нечастым праздникам, но Миша сказал, что наш зоопарк – не «Сафари», и ему здесь не интересно.

— Сынок, я люблю тебя, — говорила я ему на прощание, каждый раз, когда в раздавался настойчивый звонок Анатолия в дверь. Наше общее время истекло. Словно хотела, чтобы эти мои слова сопровождали его все дни без меня, до следующей встречи.

— Хорошо, мама, — быстро соглашался сын. Он позволял мне его любить, не обременяя себя взаимностью. Но мне все время казалось, что он слишком мал, чтобы понимать в какой бездне существую я.

А однажды, пренебрегая банковским «овердрафтом», я  заказала номер в гостинице, и мы  втроем поехали в Тверию. Там, на берегу Кинерета, я провела несколько счастливых дней, не отказывая своим детям ни в чем. Мы объедались мороженым, катались на стареньком прогулочном катере, мальчики играли около бассейна. Я не могла поверить, что все так просто, и мы – вместе. И то, что естественно в каждой семье, казалось мне чудом.

Вновь и вновь задаю себе вопрос – почему? Почему я приняла доводы Анатолия и согласилась, чтобы дети росли отдельно.  Почему хотя бы не переехала в Беер-Шеву. Впрочем, узнав о моей попытке искать там квартиру, Анатолий резко пресек ее, сообщив, что сделает все, чтобы не жить со мной в одном городе и чтобы ничего не напоминало ему о черных днях нашей совместной жизни.

 

Идея поехать в Тверию на выходные дни  казалась мне замечательной. Колючие льдинки в Мишиных глазах  растаяли, он играл с Даниэлем, учил его плавать, разрешал трогать свой новый мобильник, недавно купленный папой. Счастливый Даниэль не отходил от него ни на минуту, повторяя за братом каждое движение. Миша прыгает с парапета, и Даник – за ним. Миша в бассейне весело бьет по воде, поднимая фейерверк брызг, и малыш, барахтаясь в надувном круге и смешно зажмурившись, повторяет движения брата. Миша стоит над бассейном и бросает в воду мяч, и Даниэль точно так размахивает рукой и… в бассейн летит блестящий Мишин мобильник, его гордость и достояние.

Губы Миши посинели и стали дрожать, Даниэль зарыдал в голос, так он всегда делал, когда понимал, что поступил плохо. Поздно было спасать аппарат, кто-то из ребят нырнул на дно и вытащил его, безнадежно умолкнувший. Мобильник – целое состояние, Мишина первая любовь и предмет зависти многих мальчишек.

«Ты —  безрукий идиот, как и твоя мама» — заорал мой старший сын на моего младшего сына и со всей силы толкнул его. Даниэль не удержался. Подвернув ногу, он неловко упал на бетонное покрытие, сморщился от боли и растерянно посмотрел на меня. И тогда я впервые в жизни ударила Мишу…. Если бы человек в порыве гнева мог анализировать, я бы подумала в тот момент, что Миша говорил словами отца, что против этой ежедневно накапливаемой порции яда, намазываемого под красную икру, я не смогла представить противоядие. Что долгие годы мой муж называл меня безрукой, и его я ни разу не ударила, позволяя себя оскорблять. Возможно, я бы одумалась и не подняла руку на сына. Но произошло, то, что произошло…  Миша отступил назад, лицо его стало пунцовым, губы скривились, но он не заплакал, а внятно сказал: «Ты мне больше не мама. Папа прав. Ты – предательница». И у меня вновь не хватило сил объяснить ему все.

Факт нанесения телесного повреждения ребенку был аккуратно зафиксирован Анатолием в социальной службе. Миша отказывался приезжать ко мне. Анатолий заявил, что я нанесла сыну непоправимую психологическую травму. И хватит того, что я своим воспитанием порчу Даниэля, но он не желает в это вмешиваться. Дети поделены.

Основой моей жизнью стала настойка валерьяны и Даниэль. Сперва он часто спрашивал, когда мы вновь увидим Мишу, не связывая  его отсутствие с происшествием в Тверии. Потом, увидев его фотографию на моем туалетном столике, махнул рукой и ничего не сказал.

Когда Мише было тринадцать лет, Анатолий получил приглашение на исследовательскую работу в кливлендский Западный резервный университет Кейза. «Ты, конечно, можешь попытаться воспрепятствовать нашему выезду. Но не думаю, что это принесет кому-нибудь пользу, тебе или Михаилу,  — читала я в электронном письме бывшего мужа. Последнее время, таким образом, мы выясняли все отношения. — Тебе должно быть понятно, что это не тот возраст, когда ты сможешь влиять на его мнение. А мое мнение ты знаешь хорошо. Он не захочет быть с тобой».

Прошло годы. Анатолий и Миша получили американское гражданство. Любопытно было бы знать, как сегодня налажен быт профессора Свирского, кто готовит для него кофе нужной крепости и чистит его бритвенный прибор.

Миша растет вдали от меня, мой сын – не мой сын. На страничке «Одноклассники. Ру» Анатолий иногда выставляет новые фото, и он благосклонно не заблокировал вход. Миша вырос, кажется, что он очень похож на моего отца, но самому Мише это не интересно. Он играет в бейсбол, учится в университете, где работает Анатолий, прекрасно ладит с  новой женой отца и ее сыном. Вот они на фото, дружная семья позирующая около Ниагарского водопада, все четверо – в ярких дождевиках, красивые и улыбающиеся.

Я радуюсь счастливой улыбке  сына и плачу, потому что знаю – эта улыбка не предназначена мне. На день рождения Даниэля  он присылает веселое электронное послание на английском, на мой день рождения – телефон молчит. Я звоню к нему, когда больше не могу не слышать его голос. Когда не сплю ночью и думаю, о том, что он делает сегодня, как будет жить завтра, и как без него все эти годы живу я.

Мы никогда не возвращаемся в наше общее прошлое. Наши беседы предельно коротки. Я спрашиваю, как дела, он отвечает – спасибо. Все хорошо, все – о’кей.

Так ли хорошо, думаю я, живется тебе без мамы. Или ты просто уже не знаешь другой жизни. Я очень виновата перед тобой, сынок. Что не была около тебя, когда ты болел, когда боялся, когда грустил, когда в первый раз по-настоящему влюбился. Я люблю тебя, сынок,… тебя и Даниэля, Даниэля и тебя, два продолжения моей жизни, две веточки одного дерева. Но я не говорю ничего подобного. Михаил не любит патетику.

-Ты что-то еще хотела?

— Услышать тебя.

— Услышала?

Я вновь первой положила трубку. Даниэль подошел ко мне и взъерошил волосы. Я никогда не говорю с ним о брате.

— Даник, я не нужна ему

— Ты нужна мне, мама.

Эта мысль удерживает меня на земле. Я нужна тому, кто рядом со мной. Он пришел с бассейна, любуется накаченными мускулами. Даниэль наращивает мышечную массу. Через месяц  – в армию. Он прошел все тесты и принят в военно-морской десант. Ого, как гордится он этим, мой мальчик, которого я учила всем первым шагам, став для него и матерью и отцом. Я вспоминаю его шалости, ушибы, разрыв связки на ноге, астму, воспаление легких, ветрянку…

— Что можно поесть, мама? Я голоден.

— Я приготовлю тебе омлет с грибами, Даник, и апельсиновый сок.

Я поднимаюсь и иду на кухню. А там вновь думаю о Мише. Какой омлет любит он?

И тогда я снова  набираю номер его телефона и, нетерпеливо переждав вежливый автоответчик, ору в трубку:

— Черт бы побрал тебя, мистер Майкл. Когда, наконец, ты что-то поймешь? Когда захочешь выслушать меня? Твой младший брат уходит в армию, он выбрал тяжелые боевые войска. И ему так нужен был бы в эти дни брат старший.…И мне тоже…старший сын…Миша, ты слышишь?…

02ч.16 мин.

— Здравствуйте, вы попали на абонементный номер Майкла Свирского. Оставьте, пожалуйста, сообщение и я перезвоню вам.

04 ч. 31 мин.

— Здравствуйте, вы попали на абонементный номер…

*

                                                                                                                      Октябрь 2012 г.