Из книги прозы «Русские корни» 

На телефонном столике около окна с видом на стоянку задремавших автомобилей  стоял перекидной календарь. Месяц март. Две недели назад начался апрель, а Вика только сейчас перевернула страничку и оказалась на дивном острове, покрытом золотым песком, омываемом бирюзовыми волнами и населенном одинокой загорелой фигуркой  в уютном шезлонге. Такова была сказочная действительность апрельской иллюстрации. По привычке Вика отметила на календаре: «12 апреля – пять лет в Израиле».

Все пять лет жизнь испытывала ее на выносливость, не преподнеся ни одного сюрприза.  Не Викина это судьба – стать принцессой из сказки о Золушке. В тридцать лет уже не время и мечтать об этом. Просто иногда хочется  маленького чуда. Но где они сбываются, эти чудеса?

«Мне необходим  отпуск», —  сказала Вика в телефонную трубку.  Жевание жвачки на другом конце провода прекратилось, очевидно, происходила обработка полученной информации. Наконец, произошел взрыв восторга: «Ну, мать, молодец! Поезжай, отдохни, и сними нормального мужика».

Вика поморщилась, но мимика не передается через телефонную связь, и оттуда раздалось воркование: «Поезжай в  Эйлат, с него все начинают. И не связывайся ни с какими группами, сама лучше устроишься. Там все, как в сказке».

Ну вот, опять сказка…Вика подготовилась выслушать длинный монолог и на всякий случай замени­ла левое ухо правым. В  левом у нее недавно был отит. Вдруг  в трубке раздался разлетающийся звон, а за ним треск перезревшего фрукта, точнее, целого урожая. Вика четко представила картину: один из близнецов, Габи или Рафи похоронил очередную чашку любимого семейного сервиза, а воркующая голубка   Жанна, превратившись в орлицу, отшлепала его круглую попку переброшен­ным через плечо полотенцем. В подтверждение Викиных догадок раздался обиженный рев в исполнении дуэта. Близнецы всегда плакали вместе, даже когда наказание получал один из них, Но Жаннин организм выработал иммунитет на разгул стихии в доме, и близнецы отступили на нейтральную территорию.

Жанна, умевшая одновременно воспитывать детей, мыть посуду, жевать жвачку и говорить по телефону, продолжила беседу. За две минуты она расписала Вике ожидающий ее  в Эйлате рай так ярко, что оставалось в облачении Евы выглядывать Адама.

Вике показалось, что знойный воздух уже струится вокруг. В бассейне вода — плюс тридцать. Она, Вика, похудевшая на семь килограмм, в купальнике от Оберзона, спускается в прозрачную воду, но вдруг ступенька ускользает и Вика летит…

И тут мускулистые руки подхватывают ее бронзовое тело и спасают с хлорированного дна. Рассмотреть, чьи это были руки, Вика не успела, потому что Жанна, излив нахлынувший восторг, вдруг заявила:

— И не бери с собой Аленку. С детьми отдых — это пытка.

— Я подумаю, — пообещала Вика.

Она подумала и еще подумала, и ей стало жаль себя, потому что она вдруг поняла, что ничего толком в жизни не видела и вспомнить ей совсем нечего. Разве что, парное молоко.…

Каждое лето ее социалистического детства сопровождалось не ускользающим из памяти вкусом парного молока и проходило приблизительно так.…

В грузовик с брезентовой крышей погружалась половина Викиной квартиры. Мама стонала от сборов и от мысли об отдыхе в первобытном обществе. В нем, без всяких перспектив на светлое будущее, устойчиво продолжало существовать украинское село Черемушки. Вика с ночным горшком, а позже — с книгой устраива­лась между тюками и баулами и тихо сидела до самого приезда в деревню. Это ее везли оздоравливать подальше от выхлопных городских газов. В ее честь снималась хата у бабы Анюты. Это для нее пят­нистая корова Зорька каждое утро усердно откармливалась на самом вкус­ном лугу, а ее хозяйка, тетя Клаша в любую погоду вечером тормозила велосипед у их калитки и победно выставляла трехлитровую банку, полную теплого и сладкого молока. Мама довольно глядела на Вику. Тетя Клаша, замечавшая улыбки мамы, тоже была довольна. Даже корова Зорька, по которой можно было изучать карту мира, благодушно мычала, когда тетя Клаша, спрятав плату за сезон, поглаживала ее по австралийскому боку.

Но никто не спрашивал Вику, довольно ли она. И теперь, Вика вдруг  поняла,  что ей не хотелось тогда пить парное молоко. Просто это было таким же ритуалом, как  чистка зубов, стрижка ногтей или произношение обязательных «волшебных» слов «Спасибо» и «Пожалуйста». Но поче­му в памяти родимым пятном остались не познавательные экскурсии в сте­пенную Ригу, эмоциональный Тбилиси или царственный Ленинград, а эти бес­цельно проведенные летние месяцы с первыми петухами, запахом лошадей и стиркой белья в реке, Вика не знала. «Поеду в Эйлат, — решила она, — и поживу, как в сказ­ке».

***

Следующий день начался сумбурно. Аленка, одетая и готовая в садик, ждала во дворе. Вика успела накрасить тушью один глаз, когда она вдруг вбежала  в квартиру с ра­достным воплем:

—  Мама, у меня тоже есть «киним»!

«Киним», на иврите —  вши. Но в русском словарном запасе Аленки это слово не находилось.  Аленкин вос­торг был понятен. Три ее подружки хвастались красивыми  расческами, которыми им вычесывали вши, и Аленке было завидно. Теперь она сможет быть рав­ной среди равных. Вика ругнула про себя климат, распространяющий этих тва­рей со скоростью звука, и занялась изучением  Аленкиных кудрей. Девочка, затаив дыхание,  ждала приговора. В волосах ничего не было.

— У-у-у, разочаровалась она, — а почему же Рахель пообещала, что «киним» теперь будут у всех?

На второй глаз времени у Вики уже не хватило, и черная линия карандаша получи­лась неровной и толстой.

Потом они ехали переполненным автобусом в детский сад. Веселые сол­датки посадили Аленку между собой.  Аленка сразу защебетала с ними и Вика подумала, что ее дочь не из стеснительного десятка. Аленка к шести годам получилась красивым, почти совершенным созданием: зеленоглазая, рыжая и без единой веснушки. Солдатки восхищались супермодным цветом Аленкиных волос, а она вертела головой и благосклонно улыбалась. Одна из девушек не­доуменно разглядывала Вику, ее угловато — скромные черты не ассоциирова­лись с ведьминской внешностью Алены, и она поинтересовалась: «Ты похожа на папу?»

Вика резко нажала на кнопку «стоп». Водитель притормозил, они чуть не проехали свою остановку.

…Рыжеволосый Аленкин папа затерялся на бескрайних просторах техасской прерии. Он честно рассчитался за Аленку до ее совершеннолетия, и в первый год после отъезда прислал музыкальную открытку ко дню ее рождения. На по­лученные алименты Вика смогла безбедно выехать в Израиль. Аленка отсутствием отца не тяготилась. На счастье Вики родилась она ребенком общительным, в садик  бежала, как в дом родной, и сама не за­мечая, переходила с русского языка на иврит.

На работу Вика почти не опоздала. Рина, старшая кассир, отправила ее на «быструю» кассу, где проходили только с пятью товарами, и на удивление, во­семь часов пробежали быстро и весело. А самое главное, что это был четверг, а в пятницу ей дали   выходной.

***

А в пятницу позвонил Влад. Вика занималась домашним хозяйством,  недель­ная стирка сушилась, суп вкусно пах грибами и петрушкой. Оставалось помыть полы и бежать за Аленкой. И тут он позвонил…

Вика любила Влада, когда им было по восемнадцать, на первом курсе инсти­тута культуры.

На втором курсе он переориентировался и ушел из института, и из ее жизни.  Вика вышла замуж за Аленкиного папу, а Влад женился. Его бе­зукоризненный профиль вновь возник перед Викой также неожиданного, как и раньше исчез. Это было уже после скоропалительного развода. Какими словами он убедил Вику, что нужен ей…? Но, может быть, дело не в словах?

Ей просто начало казаться, что снова зажегся огонь от сумасшедшего костра, горевшего, когда им было по восемнадцать. Потому что Влад был в ее жизни, Вика не читала брачные объявления и не ходила на вечера знакомств, потому что он собрался с женой уезжать, она оста­вила работу в престижной технической библиотеке и подала документы в ОВИР. И уже в Израиле, словно вторая половина подковы на счастье, по­селилась с  ним в одном городе.

Сейчас Влад позвонил сообщить, что его жена уехала в Арад к сестре и вернется в воскре­сенье. Это означало, что ей, его жене, полезно отдохнуть от влажного приморского климата, а они могут сегодня встретиться. Вика подумала, что телефонный провод, как поводок вокруг ее шеи. Влад под­нимает трубку, натягивает поводок и Вика перемещается в пространстве. Конечно, можно было взять ножницы и разрезать провод, но можно ли было?..

Главная подруга — советчица Жанна, услышав Викину просьбу остаться с Аленкой,  раскричалась: «Дура ты, если уже и живешь с женатым мужиком, так хоть найди богатого».

Жанна вежливых выражений не выбирала. Вика обычно не обижалась, но и не меняла ничего в своей жизни. «Ладно,- согласилась Жанна,- привози Аленку. Вечером пойдем всей компанией на канатную дорогу. Я давно детям обе­щала».

***

Вика проснулась от легкого холода, проникающего под тонкое одеяло. Она съежилась и зажмурилась. Не помогло.  Хотелось одеть что-нибудь теплое. Но рядом на спинке стула, словно оболочка грешной души, висело ее яркое экстравагантное платье, которое она одевала очень редко. В таком не ляжешь в постель. Наступило утро, пасмурное, затянутое серой пеленой, но не грустное утро. Влад был рядом с ней.

Вика потянулась к будильнику, который дома всегда клала около кровати, а в руках зазеленел циферблат чужих электронных часов и показал: 7-30. Завтра в это время начнется новый рабочий день, вспомнила она, ужаснулась и забилась под одеяло. Там было теплее и надежней. Завтра, она взмыленная, вбежит в автоматические двери супермаркета, и старшая кассир Рина съязвит: ^«Опять была пробка?» Как хорошо, что еще не завтра.

Ей показалось, что Влад проснулся, но он спал, по-детски обняв подушку. За эти годы прическа его сильно поредела. Пусть спит, решила она и отбросила одеяло. Холод ударил по телу электрошоком. Вика накинула платье и прошла по ковру к двери.

В углу стояли женские тапочки. Она одела их, маленькие, с плюшевым розовым ободком, и только тут ей стало по — настоящему хо­лодно.

Просто тапочки показались ей бессменным атрибутом этой квартиры, как письменный стол, ваза с сухими цветами или репродукция Густава Климта на стене. «3ачем я здесь, — подумала Вика, — когда есть эти тапочки».

Захотелось уйти, может быть, оставить записку, что-то из мыльных опер: «Прощай. Забудь обо мне».  Все получилось бы красиво, как в женских романах. Но она не ушла, а вернулась в комнату и бесшумно легла. Вода остудила мысли.

• Ты не спишь, — удивился Влад, — у тебя такое сосредоточенное лицо. О чем ты думаешь?
• Занимаюсь аутогенной тренировкой.
• Получается?

— Не очень,- честно призналась она.

Влад прижал ее к себе и поцеловал в губы: «Глупенькая. Не думай ни о чем сейчас. Ну, нельзя же так». И ей вдруг захотелось верить, что так нельзя. Что рядом его руки, его глаза, что своим телом она слышит ритм его сердца. И он весь здесь: реальный и живой. А тапочки — это только сон, аутогенная тренировка — бред. Есть только они, и последний апрельский дождь за окном и ей стало жарко…

Через час появилось солнце. Помахало в окно захудалым лучиком и спряталось  за занавеску.

— Не вставай, — предупредил Влад,- ты, моя гостья, и тебе полагается завтрак в постель. Вика подумала, что, оказывается, так просто быть счастливой Золушкой — ле­жать в постели и ждать завтрака.

Потом они сидели в салоне и разговаривали.

— Я хочу поехать в Эйлат,- сказала Вика. Влад промолчал. Вика не знала, стоит ли ей раскапризничаться и обидеться на его молчание. Но Влад всегда вел честную игру. А поездка вдвоем в Эйлат была не в его силах.

Лишь однажды на фото Вика видела жену Влада, одетую в  белый элегантный костю­м, и Вике пришлось  признать, что Влад с женой — красивая пара. Звали жену Лена. Про себя Вика называла ее «женщина в белом», но с Владом о ней никогда не говорила. Ей казалось, что так правильней и порядочней.

• Мне пора,- сказала Вика, взглянув на часы. Двенадцать. Полдень. Золушки всегда уходят в двенадцать…
• Не уходи, — попросил Влад,- загадай какое-нибудь желание, а я его выполню.
• Ну, уж, — улыбнулась Вика, —  звезды с неба ты мне уже доставал?

Но Влад не успокоился и настаивал.

Вике  хотелось сказать, что ее главное желание — найти ту волшебную палочку, которая поменяет тапочки в этой квартире. Но вместо этого сумбура она ответила, чуть прищурившись:

— Тогда я хочу ананас,

Вчера он угощал ее ананасом. А сегодня – суббота. Все закрыто.

— Жди меня, — неожиданно сказал Влад.

-Ты собрался грабить магазин? — удивилась Вика.

— Ты преувеличиваешь мои авантюристические наклонности, — рассмеялся Влад — просто недалеко живет хороший парень и у него свой овощной. Нужно только два элемента удачи: чтобы он был дома и чтобы он был трезв.

Вика постояла на балконе, а потом устроилась в кресле с современным зарубежным детективом, заложенным на девяносто пятой странице. Когда повернулись ключи в двери, она постаралась придать лицу увлеченный книгой вид, чтобы Влад не зазнавался, а когда все-таки подняла глаза, то увидела «жен­щину в белом». Женщина стояла у косяка двери и держала дорожную сумку.

— А где Володя? — спросила она. Вика не ответила, успев сообразить, что бессмыс­ленно рассказывать о том, что Влад отправился на поиски ананаса.

«Женщина в белом» продолжала стоять, словно раздумывала, входить ли в квартиру. Черные брюки и желтый пиджак  удачно  гармонировали с матовой смуглостью ее кожи. Она все-таки поставила сумку и потерла запотев­шую руку.

« Неудачные получились выходные, — в пространство проговорила женщина,- меня нигде не ждали. Собралась сделать сестре сюрприз, поехала, не предупредив, а она — в гостинице, в Тверии. Вечером не хотела беспокоить Володю, транспорт ведь не ходит, переночевала у племянницы. Утром под­вернулся «тремп» на север. Вот, вернулась, а здесь — вы».

Вика молчала, решив, что, оказавшись сейчас  в преисподней ада, она бы ощущала себя уютней, чем  в этом мягком кресле. «Женщина в белом» почему-то посмотрела ей на ноги и неожиданно сказала: «А у нас один размер обуви. Мои тапочки вам как раз впору».

С минуты на минуту должен был прийти Влад. Вика поднялась и удивилась, что удержалась на ватных ногах. Застегнула ремешки на туфлях

—  Наденьте ваши тапочки, —  сказала она «женщине в белом», — вы, наверное, устали стоять на каблуках.

Лифт был занят. Возможно, в нем ехал Влад с добытым ананасом. Вика спустилась пешком с седьмого этажа. Транспорт не работал. Розовые голуби сте­пенно прохаживались по автобусной остановке. В субботу никто не торопится.

***

Вика все-таки решила ехать в  Эйлат с организованной группой. Сотрудница турагентства с американизированной улыбкой, разложила перед ней пасьянс из разноцветных рекламок, и посвятила в тайны всевозможных сезонных скидок. В глазах рябило от голубой воды, высотных гостиниц, экзотических пейзажей и цен на эти удоволь­ствия. На глянцевой обложке рекламного проспекта было написано: «Эйлат — центр туризма и город вашей мечты».  Вика, наконец, решилась.

— Как будете платить?- поинтересовалась девушка и объяснила, — Если наличными на сегодня, то получите скидку десять процентов, а чеками  я смогу разбить на пять равных платежей.

Вика выбрала второй вариант. Но в чековой книжке сиротился последний неиспользованный листик.

-У меня заказана новая, —  загрустила Вика. Девушка разочаровалась, но с неизменной  улыбкой ответила:

— Отлично. Я забронирую вам место в списке группы. По­лучите чековую книжку и приходите.

На работу Вика приехала раздраженная. В начале недели супермаркет обычно не бывал переполненным, но сегодня все выводило ее из себя. Пришла сухонькая «русская» бабушка возвращать замороженного карпа. «Старшая» Рина позвала Вику пере­водить. Бабушка вычитала в газете, что рыбы в Кинерете заражены опасной болезнью.

• Бабушка_, — попыталась объяснить Вика, — те зараженные рыбы из семейства «теляпиевых». А карп тут совсем не причем.
• Нет уж, деточка, — не соглашалась старушка, — раз написано, значит,  люди знают. Берите назад вашу рыбу.

Вика пожала плечами и провела возврат.

Потом две толстые домохозяйки поспорили о первенстве у свободной кассы. Так и хотелось напомнить им  один из девизов советской торговли: «Граждане, будьте взаимовежливы».  Но гражданки ругались на иврите и с подобными призывами были не знакомы.

Вообще, Вика предпочитала работать с магнитными карточками. Кассовый аппарат все считывает сам, клиент расписывается и не нужно перебирать шекели и агороды. С их подсчетом в начале карьеры кассирши, Вике было особенно трудно.

А бородатый парень,  подошедший к кассе, очевидно, решил избавиться от всей мелочи в кошельке. Он купил сыр, йогурт, багет и отсчиты­вал по десять агород. Вика забарабанила пальцем, но парень не торопился.  Когда Вика уже выбила счет, он огорченно сказал: «3абыл» и исчез в кондитерском отделе. Парень был одет в клетчатую рубашку поверх сильно потер­тых джинсов и шляпу типа «афганки». Кибуцник или мошавник,  подумала Вика. Он вернулся с набором шоколадных конфет «Киндер-сюрприз». «Обещал соседским детям», — пояснил, хотя Вика его ни о чем  не спрашивала,  и снова зазвенел медью. В кассу  уже выстроилась очередь.

• Нельзя ли быстрей?  — поинтересовалась Вика
• У меня не хватает двух шекелей,- признался парень, — есть ли тут рядом банк? Я мигом сниму деньги.
• Вика не выдержала: — «Давайте, что у вас есть, я добав­лю».

— Спасибо, девушка, я ваш должник, —  обрадовался Кибуцник

— Можете спать спокойно, — отрезала Вика.

***

Вечером у Аленки все-таки обнаружились вши. «Я же говорила, что Рахель не врет», — радовалась она. Пришлось срочно идти в аптеку и оставить там тридцать шекелей. Когда зазвонил телефон, Вика намыливала Аленкину шевелюру при­торно-едким шампунем.

Звонок разрушил идиллию струящейся воды, сладкого запаха и  мыльной пены. Вика почувствовала удушье, словно кожаный поводок опять затягивал ее шею, и не подошла к телефону.

На работе она предупредила, что собирается через две недели в отпуск. «Старшая» Рина поморщилась, словно за три года Вике не полагалось отдох­нуть,  и сказала: «Потом не передумывай. Я график менять не буду». Соседка Вики по кассе покрутила около виска:  «Кто теперь едет в Эйлат? За те же деньги можно в Турции погулять и прибарахлиться.»  Но Вике снились коралловые рифы Красного моря. Она, наконец, получила чековую книжку и позвонила в турагентство, пообещав в четверг выкупить путевку.

Именно в четверг фирма «Тнува» объявила небывалый аттракцион щедрости. При по­купке молочных товаров на сорок шекелей, покупатель бесплатно получал шесть бутылок апельсинового напитка. Израильтяне, падкие на скидки и подарки, переполнили магазин. Молока и масла, которых брали про запас, не хватило всем желающим. Кассиршы проклинали изобретательную «Тнуву» и не справ­лялись с наплывом людей и накалом страстей.

У Вики от шума звенело в ушах. Она перестала смотреть на клиентов, а только автоматически снимала коды с продуктов и проводила магнитные карточки. Она окончила расчет очередного покупателя и про­тянула руку за следующим товаром, но рука проскользнула в воздухе. Вика удивилась и подняла глаза. Бородатый кибуцник  держал в ладони два шекеля. У Вики от злости перехватило дыхание.

— Мне не до шуток,- сказала она, —  для этого вы стояли в очереди?

— Мне тоже не до шуток, — ответил серьезно кибуцник, — я  ведь должен был отдать вам долг, а как же еще я мог занять ваше время?

Рабочий день подходил к концу. У кассы в очереди стояла неотоварившаяся толпа любителей лимонада,  это означало, что Вика сегодня не успеет выкупить путевку. А тут эти нелепые два шекеля…

• Как вы надоели мне, — вырвалось у Вики,-  из-за  вас я опоздаю в турагентство, мне туда добираться  целый  час.
• Я подвезу Вас, — предложил парень — и вы обязательно успеете.

***

На подъеме стоял дорожный знак «Опасные повороты», и  машина запетляла между ними. Справа над машиной нависала лысая коричневая гора с крапин­ками травы, а слева  — обрыв, огражденный худыми прозрачными деревцами. Сквозь их неяркую зе­лень просвечивалась  галилейская  равнина, разделенная на квадраты, словно, в забытой  дворовой игре «классики», и при каждом повороте квадраты уменьшались. «Скоро мы врежемся в небо», — запротестовала Аленка. Всю дорогу она расплющивала нос об стекло, чтобы все лучше увидеть,  а те­перь ей стало страшно.  Кибуцник  Саша рассмеялся: «Мы приедем раньше, чем врежемся в небо».

Он взглянул на Вику: «Вы знаете, Вика, когда я заканчивал в кибуце ульпан,  то не думал задерживаться здесь надолго. Прошло уже почти семь лет, и я счастлив, что цивилизация далеко от  меня. Я жил по ее законам в Москве, но она не дала мне то, что дала природа — силу и спокойствие. Может быть,  в  прошлой своей жизни я был лесником или хлебопашцем, а просто не знал об этом… Вам странно меня слушать?»

Вике было странно не только слушать Сашины рассуждения, но и  вообще  сидеть сейчас в кабине его старенькой «Нивы» и с каждым поворотом ощущать приближение невесомости Верхней Галилеи.

Кибуцник Саша,  наверное, почувствовал это. Он пе­ревел ручку коробки передач и сказал: «Вы не пожалеете, что проведете отпуск здесь. В конце концов, вы ведь не только Эйлат в Израиле не видели, а путешествие по карте лучше начинать сверху вниз».

Они выехали на ровную дорогу. Осмелевшая Аленка забарабанила по крес­лу водителя:

—  Саша, а ты старый или молодой?

—  Молодой, — подбодрил ее Са­ша.

— Нее, — раздумывая, потянула Аленка, —  у тебя в  бороде много белого.

Вика тоже посмотрела на Сашу. У него были зачесанные назад волосы, немного вытянутый подбородок и сильно поседевшая борода. Все среднестатистическое, кроме глаз, цвета самого глубокого участка моря, в котором так легко утонуть.

Вика вспомнила, что на сегодня у нее были забронированы билеты в Эйлат, вспомнила о Жанне, кричавшей в трубку, что она неисправи­мая дура  и  подумала, что ей умной, наверное, никогда не бывать.

Лес окончился, и уже на въезде в кибуц промелькнуло  традиционное приветствие: «Добро пожаловать!», а машина вдруг  резко потянулась вперед и осела,  как лошадь на пе­реднюю ногу. Саша отстегнул ремень безопасности.

— Шина проколота, — сказал он вскоре, —  будем менять колесо.

Над полем, сиреневым от сумерек, навис белый рожок молодого месяца.

— Посмотри, мама, — Аленку переполняло чувство гордости от открытия, —  луна,  как колясочка, а у нее два колесика.  Вика подняла голову. Луна, уставшая быть вечным спутником земли, облокотилась на две звезды из неизвестного Вике созвездия, и получилась небесная колыбель, открытая Аленкой.

Но Алену уже волновали земные заботы, и она опять звала Вику:  «Вот она, вот она скачет! Скорей поймай ее, а то она убежит!»

Вике пришлось нырнуть в траву: — Кто убежит, Аленуш?

— Лягушка,  такая худая и зеленая.

Вика рассмеялась. Похудевшей лягушкой оказался изящный кузнечик, про которого городская Аленка ничего не знала. Но она не огорчилась.

Мне нравится у тебя, — сообщила она кибуцнику  Саше, — только запах плохой.

Здесь рядом ферма, — объяснил Саша, перекатывая проколотое колесо в багажник.

— Фу, —  укрепила свое мнение Аленка и сморщила носик. Она отпустила кузнечика и теперь теребила Вику, требуя общения.

—  Готово, можно ехать дальше, — позвал их Саша.

Счастливый кузнечик  ускакал в свой зеленый мир. Вдали солировал, перепу­тавший время петух. Неужели они персонажи ее новой сказки?  Вика глубоко вдохнула.  Запахло стиранной в реке простыней, парным молоком и мамой…

Хайфа. 1997 г.